Томас Свон - Охота на Сезанна

– Мне это не по карману, и они не летают в Осло.

– Да, дороговато, – заметил Ллуэллин. – Полет на «Конкорде» ассоциируется у меня с деловым обедом. Я летал на «Конкорде» несколько раз и заметил, что люди, предпочитающие этот самолет, тратят очень много времени и усилий, чтобы сберечь свое ценное время и усилия.– Он смотрел на нее улыбаясь.– Если кажется, что я завидую, то это не так.

Астрид, медленно поворачиваясь, внимательно осматривала кабинет Ллуэллина.

– Мне нравится, – одобрила она. – Я бы все так и оставила.

– А я бы вам и не разрешил ничего трогать. Это мой дом, моя крепость, мой кабинет.

Астрид теперь была в простом светло-коричневом льняном платье с вырезом, на который Ллуэллин не мог не обратить внимания. Она двигалась легко, иногда дотрагивалась до рамы картины или рассматривала фарфоровую вазу, взяв ее в руки. Обойдя кабинет, Астрид остановилась возле Сезанна.

– Красиво, – сказала она.

– Мы полагаем, что это самый поздний автопортрет Сезанна, написанный, возможно, в тысяча девятьсот втором году. И думаем, что он лучший. Заметьте, каким спокойным кажется художник, как будто хочет, чтоб вы считали его обычным человеком, и как будто ему не надо никому ничего доказывать каждый раз, когда он берется за кисть. Отец всегда говорил, что, если бы картина ожила, Сезанн, наверное, сказал бы: «Давай выпьем вина и поболтаем». Мой дед купил картину у агента Сезанна, которого звали Воллар. Это было в тысяча девятьсот третьем году. Он принес ее домой, повесил вот здесь, и с тех пор картина ни разу не покидала этот дом. Даже когда я ее чистил и вставлял в новую раму.

– Понимаю, почему вы храните ее в безопасном месте.

– Я не виноват, что она провисела на этой стене девяносто лет. В завещании деда говорится, что, кто бы ни унаследовал картину, он не может ни продавать ее, ни публично выставлять.

Астрид подошла к картине вплотную.

– Как будто он ее только что написал. Даже вода кажется настоящей, – сказала она, дотронувшись до синей воды на картине. – Почему тогда художники писали столько автопортретов?

– Они всегда экспериментировали с техникой. Не думаю, что это было самолюбованием. Просто когда им нужны были модели, они всегда могли писать с себя.

– Правда, что он написал более двадцати автопортретов?

– Двадцать шесть, включая этот. Кто знает, может, где-нибудь во Франции, на чердаке спрятан еще один.

– Тогда он должен стоить целое состояние, – заметила Астрид.

– Наверное. Особенно теперь, когда несколько уже уничтожены.

Не поворачиваясь, она сказала:

– Это ужасно! Я читала об этом. Кто-то вылил на них краску?

– Лучше бы сделали так. Но они использовали какую-то кислоту, чертовски сильную.

– А картины нельзя отреставрировать?

– Восстановить? Никак. Кислота была слишком сильной. Краски полностью растворились.

– Вы должны быть осторожны с этой картиной.

– Я жизнь за нее отдам.– Он улыбнулся.– Ну, может, так далеко я, конечно, не зайду. Однако я позабочусь о картине, когда повезу ее на выставку на родину Сезанна.

Астрид все еще стояла к Ллуэллину спиной.

– А где это? – тихо спросила она.

– Экс-ан-Прованс, на юге Франции. У одного маленького музея большие планы, и я собираюсь им помочь. Но это пока секрет.

Она обернулась к Ллуэллину и взволнованно сказала:

– Мне бы хотелось увидеть выставку.

– Может, мы это устроим. – Ллуэллину передался ее энтузиазм. Он взглянул на Фрейзера, который только что вошел в кабинет. – Я обещал ужин, и Фрейзер говорит, что ужин готов. Надеюсь, на крыше не слишком жарко, там обычно легкий ветерок.

Смерть Кларенса Боггса потрясла городок Окли, где все друг с другом знакомы и где он жил в течение семи лет. Его знали как добродушного, веселого человека, еще совсем недавно возившегося со своей маленькой внучкой. Миссис Якобсон никак не могла успокоиться: «Он был такой милый. И всегда так добр к детям». Остальные тоже скорбели, потеряв друга. Им не верилось, что Боггс умер такой странной смертью, но немым подтверждением тому служил его старенький седан со смятым крылом. В поисках улик автомобиль осмотрели и пригнали к скромному дому Боггса. Неподалеку было припарковано еще несколько машин, а на крыльце перед дверью стоял молодой полицейский. Джек Оксби устроил в доме временный кабинет. К нему присоединились Энн Браули и Найджел Джоунз, все они сидели вокруг обеденного стола Кларенса Боггса.

Энн никак не могла справиться со своими чувствами и тщетно пыталась скрыть, что чрезвычайно расстроена убийством Боггса и тем, что уничтожены картины Сезанна. Но Оксби уже знал, что эмоции Энн никогда не мешали ей быть объективной в работе. Его забавляло очаровательное высокомерие Энн – черта, которую она, несомненно, унаследовала от матери, все еще не смирившейся с профессией дочери. Энн что-то пометила в блокноте и взглянула на Оксби:

– Мы здесь, чтобы обсудить убийство мистера Боггса или мистера Сезанна?

– Сейчас мы расследуем убийство Кларенса Боггса, Энни, но это весьма остроумно. Возможно, психиатры назвали бы уничтожение автопортретов вторым убийством. Ты готов, Джоунзи?

– Начну с того, каким образом был убит Боггс. Надо сказать, очень хитроумным способом. Хотя и здесь требуется удача.

Найджел Джоунз был высоким и очень худым, и все в нем казалось заостренным. Заостренными были его нос, подбородок, и даже линия волос образовывала треугольник. Он говорил взвешенно и точно и обладал своеобразным чувством юмора. Благодаря своей ненасытной любознательности Джоунз получил широкое образование и имел дипломы медика, фармаколога и химика. На месте преступления он отыскивал улики и работал с ними в криминалистической лаборатории Скотланд-Ярда.

– И что же такого особенного в отравлении? – спросила Энн.

– Это было не обычное отравление. По крайней мере, исполнено оно было необычно.

– Давай по порядку, ладно? – попросил Оксби и начал читать записи, лежавшие перед ним. – Боггс вышел из дому примерно в шесть сорок пять девятнадцатого, в субботу, отправился к газетному киоску, где купил «Спортинг лайф», рядом взял стаканчик кофе, вернулся в машину, прочитал информацию о скачках, обвел собственные ставки, выпил кофе – все как обычно,– так нам сказали. Потом он поехал на восток по Райгитл-роуд, и примерно в миле от Окли его машина замедлила ход, круто повернула влево и врезалась прямо в каменную стену. Видели, как Боггс выбрался из машины и упал на землю. Все это случилось на глазах автомобилиста, который ехал сзади. Он оттащил Боггса с дороги, осмотрел его и, не обнаружив признаков жизни, поехал к телефону и позвонил в полицию.

Оксби положил лист бумаги на стол.