Томас Свон - Охота на Сезанна

– Я возьму ответственность на себя, – сказал Аукруст. – Она немного напугана. Сами понимаете.

– Тогда ваше имя, – настаивал мужчина.

Аукруст сурово посмотрел на смотрителя и на двух охранников в форме, стоявших возле двери.

– Мецгер, – ответил он тихо и отвернулся. – Доктор Мецгер, – повторил он невнятно, с акцентом.

– У вас есть местный адрес?..

– Не беспокойтесь о юной леди. Она просто упала в обморок и будет в порядке к тому моменту, когда я верну ее друзьям.

Он взял Астрид за руку и помог ей подняться. Он уверил, что никаких проблем не будет, и провел Астрид к главному входу и к веренице ожидающих такси.

– Аэропорт Логан, международные рейсы.

– Ты в порядке? – спросил он по-норвежски.

– Да, в порядке, – ответила она, тоже по-норвежски. – Пить только хочется.

– Это нормально.

Она отвела взгляд.

– Я проходила мимо картины, мимо портрета и смотрела на него… Как бы мне хотелось, чтобы это был не он…

– Все кончено, – отрезал Аукруст. Он сжал ее руку. – Репортеры раздуют из произошедшего хорошую сенсацию.

– И полиция.

Он кивнул.

– Да, полиция, – прибавил он живо. – У них будут новые образцы вещества, такого же, как остальные. Но что еще? Доктор, который пришел на помощь упавшей в обморок хорошенькой леди? Хорошенькая леди?

– Стоило ли называть себя доктором Мецгером?

– Иногда я себя называю доктором Мецгером. И вообще, кем захочу, тем и буду, – с вызовом ответил он.

Астрид крепко сжала его руку.

– Позволь мне поехать с тобой.

– Не теперь. У меня дела в Каннах и, возможно, в Экс-ан-Провансе.

Такси остановилось у здания международного аэропорта. Аукруст небрежно поцеловал ее, как муж целует прилежно привезшую его в аэропорт жену, чтобы он сел на самолет и улетел к более волнующим приключениям. Он вышел из такси – ни жеста, ни слова.

Часом позже самолет Астрид на Нью-Йорк поднялся над черными облаками в пурпурно-голубое небо. Длинные розовые облака тянулись как ленты, отвязанные от ярко-красного солнца. Астрид смотрела на лучи, которые отражались от крыла самолета. Она чувствовала себя одинокой и бесприютной. Астрид закрыла глаза и заплакала.

Дом Фредерика Вейзборда в Ницце располагался на небольшом склоне в районе Сент-Этьен. Это место выбрала его жена Сесиль, которая была неравнодушна к садоводству. Построенный в начале века, дом был низким и объединял несколько небольших зданий, была здесь также постройка, вмещавшая гараж и сарай. За этой постройкой находились цветник и огород, раньше здесь висели длинные плети винограда. Вейзборды приобрели дом в то же самое время, когда Гастон и Маргарита Девильё поселились в доме в Антибе, и в течение двадцати одного года Сесиль ухаживала за своими драгоценными цветами и овощами. Фредерик, со своей стороны, был настолько вовлечен в оливковый бизнес, что окончательно забросил адвокатскую практику. В начале их брака у Сесиль случился выкидыш, и она больше никогда не могла иметь детей, но отсутствие потомства не помешало сплочению этих двух эксцентриков.

Сесиль часами работала в саду. Трагедия случилась, когда сердце Сесиль, еще в детстве ослабленное ревматизмом, не выдержало. Менее чем за месяц до ее шестьдесят шестого дня рождения, в солнечный июньский день, как раз когда она начала пересаживать свои бегонии, ее сердце остановилось. Вейзборд в это время был в отъезде и, вернувшись домой, обнаружил на дороге длинный черный катафалк. Домработница, серьезная итальянка по имени Иди, сказала, что нашла Сесиль слишком поздно для врачебного вмешательства.

Полтора месяца Вейзборд оплакивал смерть жены (но не ее постоянные требования бросить курить). Через несколько недель новоиспеченный вдовец вернулся к привычному образу жизни и вскоре путешествовал больше, чем когда-либо.

Почти через год после смерти Сесиль умер Гастон Девильё. Вейзборд горевал, во всяком случае формально; он даже уронил несколько настоящих слез на похоронах. Но через сорок восемь часов после того, как Гастон упокоился с миром в земле, Вейзборд принялся улаживать дела покойного и приводить в исполнение все условия и пункты, которые он так старательно вносил в завещание Гастона. Вейзборд изобрел массу способов, чтобы получать плату и комиссионные при жизни Гастона, а теперь, когда он был мертв, адвокат точно знал, как заработать.

Картины Девильё стоили целое состояние, и Вейзборд должен был получить семнадцать с половиной процентов с продажи каждой. Доход Вейзборда от продажи любого из двух Сезаннов мог составить около четырех миллионов долларов. Все платы адвокату были расписаны на семи страницах – для составления завещания всего потребовалось пятьдесят шесть – шедевр замутненного смысла.

Однако возникли затруднения. Маргарита оказалась еще более упрямой и независимой, чем он предполагал. Он был озабочен ее угрозой продать автопортрет музею Гране, но еще больше его беспокоила пропажа картины из коллекции Девильё. Было очевидно, что здесь замешан владелец салона рам из Канн, и Вейзборд собирался навестить Педера Аукруста и потребовать вернуть картину.

В пятницу, на следующий день после исчезновения портрета, Вейзборд поехал в Канны и нашел салон рам на Рю Фер. Однако он обнаружил лишь спущенные жалюзи и прикрепленную к ним табличку «Ferme» [8]. Продавцы из соседних магазинов сказали ему, что новый владелец, норвежец по имени Аукруст, замкнут, но они знали, что он иногда ездит в Париж, где пытает счастья на маленьких аукционах. В воскресенье Вейзборд прочел в газете, что автопортрет Сезанна уничтожен в Бостоне. Он вырезал статью и положил ее в верхний ящик стола.

Только в понедельник он дождался ответа на один из своих многочисленных звонков в салон рам. Ему сказали, что салон откроется на следующее утро в десять.

В начале одиннадцатого Вейзборд вошел в салон. Какой-то молодой художник взволнованно показывал Педеру Аукрусту свою картину, а тот решительно отказывался взять более чем одну картину на консигнацию.

– Лучше хоть что-то, чем совсем ничего, – уступил художник, собрал свои разнообразные водные пейзажи, прошел мимо Вейзборда и вышел из салона.

– Я владелец, – сказал Аукруст. – Чем могу служить?

Вейзборд вытащил сигарету и зажег ее.

– Пожалуйста, не курите, – попросил Аукруст и указал на горшок с песком рядом с дверью. – Иногда краски еще не полностью высыхают. – Он взял полотно, оставленное только что вышедшим художником. – Видите? Дым въестся в светлые краски.

Вейзборд скептически посмотрел на большого мужчину, сильно затянулся и бросил сигарету в песок. Он закашлялся, сначала не очень сильно, а потом разразился долгим и противным приступом.