Томас Свон - Охота на Сезанна

Всенощные огни мерцали у стен в боковых приделах и в нефе старого собора. Когда Оксби приехал, он положил в коробку двадцать франков, взял свечу, зажег фитиль о горящую свечу и поставил свою свечу на рифленую металлическую трубку. Оксби не был католиком, поэтому его безмолвное послание Мириам было личным сообщением, которое, если бы Бог и святые пожелали, было бы отнесено в то место, где она находилась.

Внутри старая церковь была темно-коричневой, и налет охры покрывал висевшие высоко на стене большие картины на библейские сюжеты. В четверть одиннадцатого он увидел, что к нему стремительно направляется Энн Браули.

Оксби поздоровался с ней:

– Здравствуйте, Энн. Дома все спокойно?

Она преувеличенно вздохнула, давая понять, что поняла иронию Оксби.

– Я думала, что у Эллиота лопнет сонная артерия, когда я сказала, что беру отгул.

Оксби ответил:

– У него есть свои начальники, и ему вовсе не нравится, что мы здесь. Но я отослал Джимми назад, и это понизит давление Хестона пунктов на двадцать.

Энн открыла дипломат и вытащила несколько страниц, напечатанных через одинарный интервал.

– Как только Интерпол узнал, где искать, ребята накопали вот столько о девушке Ллуэллина.

– Вы, конечно, запомнили отчет, – сказал Оксби, поэтому опустите все, кроме главного.

– Если вы не возражаете, инспектор, я расскажу так, как запланировала, – сказала Энн, подчеркнув каждое слово. – Хорошо?

Он быстро взглянул на часы и сдержанно кивнул.

Энн начала:

– Астрид Харальдсен осиротела, когда ей было девять лет, и до четырнадцати лет ее воспитывала бабка по отцу, потом она умерла. Тогда Астрид послали к бабке по матери, которая жила в Тронхейме. Девочка была бунтаркой, и в подростковом возрасте у нее были столкновения с полицией: маленькие кражи и воровство в магазинах. Ее школьные отметки были неровными, иногда она училась хорошо, иногда плохо. Когда ей исполнилось восемнадцать, она поступила в Высшую школу искусств и ремесел в Осло, чтобы изучать дизайн. Но академически Астрид была подготовлена плохо и совсем не умела рисовать. Тогда она перешла на курс фотографии, где проявила кое-какие способности, но ее отчислили через год.

Оксби некоторое время смотрел на алтарь, потом закрыл глаза.

– Продолжайте, – сказал он.

Голос Энн смягчился, и в течение следующих минут она рассказывала о юных годах Астрид.

– Когда ей было двадцать лет и она жила в Копенгагене, ее арестовали за приставания к мужчинам, но потом заявление забрали.

– Это было не однажды?

– Был и второй раз, но с тем же результатом.

– Приставания,– задумчиво сказал Оксби,– не проституция? Здесь есть определенная разница.

– Это имеет значение? – спросила Энн.

– Не думаю. – Оксби нагнулся вперед. – Вы описали несчастную, распущенную молодую девушку.

– Дальше – больше, – продолжала Энн. – Астрид была втянута в наркотики. Несколько арестов, но ее опять не осудили. Однако три года назад – ей было двадцать четыре – ее осудили за хранение кокаина, барбитуратов и амфетаминов.

– Ее посадили?

– Она отбыла три месяца из двух лет, а потом ее освободили при условии, что она будет сотрудничать с секретными службами, расследовавшими дело поставщиков барбитуратов и амфетаминов. Она работала с бывшим больничным фармацевтом, который разоблачил членов этой преступной группы и был нанят норвежским правительственным отделением внутренней безопасности. В отчете этот человек называется Оператором.

Комиссар открыл глаза.

– Интересное имя. Оператор. Продолжайте.

– Здесь произошло кое-что странное. Официальные записи об Операторе были опечатаны, а это значит, что заключительная часть отчета о Харальдсен не отражена в документах и изобилует словами типа «недостоверно» или «не проверено». Очевидно, Оператор убил подозреваемого, возможно нечаянно, во время попытки выбить признание, и дело убрали в стол. Настоящее имя Оператора не называется. Эта информация не подтверждена официальными источниками, но она считается точной. Приговор Харальдсен был смягчен, и она покинула Норвегию два года назад.

Оксби проскользнул мимо Энн и секунду постоял в проходе. Сделав несколько шагов по направлению к клиросу, он повернулся и пошел назад. Энн озадаченно смотрела на него. Она прошептала:

– Вы, кажется, чем-то обеспокоены.

– Немного. Я разрешил Астрид путешествовать с Ллуэллином, но она вовсе не девушка, попавшая в беду.

– Что?

– Тут какой-то заговор, и я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.

– Что вы будете делать?

– Сдержу слово и прослежу, чтобы с Ллуэллином ничего не случилось, – сказал Оксби и сел рядом с Энн. – Вы говорили об Операторе. Удалось найти еще что-нибудь о нем?

Энн достала из дипломата второй отчет и передала его Оксби.

– Наши люди собрали материал из неофициальных источников, но они утверждают, что все, что тут отражено, – правда.

Оксби прочитал отчет, всего две страницы.

– Правительство не хотело огласки; вместо этого Оператору выдали новые документы и пятьдесят тысяч долларов, чтобы он смог покинуть страну. В новом паспорте и визе стоит имя Чарльза Мецгера… – Оксби вопросительно посмотрел на Энн. – Это тот самый доктор Мецгер?

Энн кивнула:

– Это не может быть простым совпадением. Отчет также сообщает его настоящее имя.

– Я вижу. – Оксби несколько раз прочитал про себя имена. – Может ли быть, Энни, что Вулкан – это Чарльз Мецгер, а доктор Мецгер – Педер Аукруст?

В музее Гране смешались разные стойкие запахи: насыщенные спиртом алкиды, клей, чистящие средства. Это была смесь такой силы, что вызывала легкую эйфорию. Потом, с наступлением дня, свежий аромат огромных букетов вперемешку с ароматами из кухни несколько перебили эти запахи.

Вскоре после трех картина под названием «Дорога в поле» заняла свое место на стене, в раму вставили датчик, а над картиной установили светильник, бросавший на сине-зеленый горный пейзаж ровный свет. Шарль Пурвиль прикрепил к низу рамы медную табличку. Одну из табличек он отдал Гюставу Билодо.

– Это для портрета месье Ллуэллина. Он будет доволен.

– К черту его, – заявил Билодо с раздражением, что было для него нехарактерно. – Он не дает нам повесить портрет до завтрашнего утра, и мы до сих пор не уверены в том, что завтра он предоставит Сезанна в наше распоряжение. – Но тут улыбка вновь осветила лицо директора музея. – Зато в нашей портретной галерее есть две особые стены, и сегодня я надеюсь получить хорошее известие, касающееся одной из них.

То, что год подготовки подходил к благополучному завершению, стало возможным благодаря отчаянной решимости Гюстава Билодо, хотя и она бы не помогла, не повлияй на Мирей Леборнь страховые компании, которые провели тщательную проверку организации охраны и всего штата музея.