Дарья Донцова - Скелет из пробирки

– Вилка, ты заболела, – донесся до уха тихий голосок. Я села и уставилась на Томочку, стоящую у кровати.

– На градусник, – подруга протянула мне стеклянную трубочку.

– Зачем? – удивилась я.

– Так время восемь вечера, – озабоченно сообщила она.

– И что из этого?

– Мы с Никитой вернулись в три. Зашла к тебе, смотрю, спишь, – пустилась в объяснения Томуська, – решила, что ты просто устала, а сейчас вот забеспокоилась.

– Я работаю, пишу новую книгу! Никакой температуры у меня нет! Ну сколько раз можно говорить: не мешайте! Томочка растерянно отступила к двери.

– Но ты же спала!

– Когда писатель дрыхнет, он тоже работает. И потом, разве в нашем доме можно обрести столь необходимый для творчества покой? Что за жуткие звуки доносятся из гостиной?

– Программа «Вести» идет, – пояснила Тамарочка. – Хочу посмотреть московские новости, они всегда после федеральных идут. Извини, сейчас выключу.

– Не надо!

– Не хочу тебе мешать!

– Оставь телевизор.

– Нет-нет.

– Я сама хочу увидеть выпуск!

– А как же работа? – удивилась Томуська. – Новая книга…

– Когда писатель смотрит в экран, его мозг обдумывает новые сюжетные ходы, – нашлась я и пошла в гостиную.

После блока рекламы симпатичный, но немного гнусавый молодой человек сообщил:

– В эфире «Вести-Москва». Сильный пожар в столице. Около пяти часов вечера внезапно вспыхнуло здание архива «Подлинные документы».

На экране появилось изображение хорошо известного мне дома. На тротуаре стояли люди. Судя по тому, что на многих были синие халаты, основную часть толпы составляли сотрудники архива. На проезжей части виднелась цепочка пожарных машин.

– Сейчас создан штаб по борьбе с пожаром, – звучал за кадром голос, – наш корреспондент Антон Ветров взял интервью у Нины Михайловны Наненской, директора учреждения.

Картинка сменилась. Я увидела молодого парня в светлых брюках и рубашке-поло. В связи с жарой даже телерепортеры стали разрешать себе вольности в одежде. Около юноши топталась полная тетка с абсолютно безумным лицом.

– Нина Михайловна, – журналист сунул ей под нос микрофон, – какова, на ваш взгляд, причина возгорания?

– Не знаю! – в отчаянии воскликнула директриса. – Это ужасно! Непоправимая катастрофа! Погибли сотни, тысячи невосстановимых документов! Невозможно оценить ущерб, нанесенный российской науке! Наверное, неполадки в электропроводке! Мы очень давно просили денег на ремонт, умоляли, но у московского правительства каждый раз оказывались более нужные объекты, куда вкладывались средства. Конечно, срочно требовалось построить новый торговый комплекс на Манежной площади, внутри которого простым людям дурно делается от одного взгляда на цены… Мы же просили на науку! Но нет…

– Может, все не так страшно? – прервал ее Ветров. – Огня-то не видно, только дым. Сейчас наши доблестные пожарные остановят процесс.

– Господи, – заломила руки Нина Михайловна, – вы рассуждаете о таких вещах, которых не знаете! Пламя бушует в хранилище! Распространяется оно среди бумаг, которыми забиты полки, с невероятной скоростью, а пожарные заливают все вокруг водой и специальной пеной, следовательно, то, что не исчезнет в огне, погибнет в жидкости. Это же архив! Не кабак! Тут документы!

– Вы уверены, что дело в проводке? Вдруг кто-то из сотрудников оставил непотушенную сигарету?

– Такое невозможно! – закричала Нина Михайловна. – Прекратите говорить глупости! У нас дымят лишь в одном строго отведенном для этого месте, и там есть все средства пожаротушения!

– Надеюсь, жертв среди сотрудников нет?

– Люди целы, – стала озираться директриса, – у нас все на месте?

– Свету Сафонову найти не можем, – сообщила худощавая женщина, подходя к камере.

– Это наш ученый секретарь Рагозова Наталья Петровна, – растерянно сказала начальница, – а где же Светлана?

– Не знаю, – озабоченно ответила Наталья Петровна, – только что провели перекличку и обнаружили, что ее нет!

– Она не могла остаться в пылающем хранилище? – поинтересовался репортер.

– Нет, – хором ответили женщины, потом директриса добавила:

– Сафонова работает в зале периодики, ей нет необходимости спускаться в хранилище. Всех женщин, работающих в подвале, удалось эвакуировать!

На экране замелькала другая картинка.

– Тем, кому предстоит в этом году поступать в вуз… – завел гнусавый парень.

Я продолжала смотреть в экран. Вот это да! Архив сгорел! Сразу вспомнились длинные ряды железных полок, набитые бумагой и картоном. Да уж, небось там все сейчас полыхает, как безумный костер! А мне-то что делать? Единственное оставшееся документальное свидетельство – фотография Бригитты и Фридриха Виттенхофов. Надо положить ее в надежное место. Например, в сейф, который стоит у Семена в кабинете.

Я вскочила, побежала в спальню, схватила сумочку и принялась рыться в ней. Снимок исчез.

Чувствуя легкое головокружение, я вытряхнула все содержимое ридикюля на кровать и принялась тупо перебирать вещи. Через две секунды пришло понимание: я занимаюсь ерундой. В горе, состоящей из губной помады, расчески, шариковой ручки, пудреницы, упаковки «Орбит» и мятной карамельки, нет фото. Куда же оно подевалось?

Я постаралась прийти в себя. Не беда, есть живой свидетель – Ладожский Герман Наумович, ничего, сейчас все устаканится… Может, старик прав? Не надо ждать неделю? Рассказать все сейчас Олегу? Вон из прихожей доносятся голоса, отчего-то супруг явился сегодня домой к девяти. Ага, там еще и папенька!

– Пивко отнеси в холодильник, – крикнул Ленинид.

– Уже, – отозвался Олег и всунул голову в спальню. – Вилка, разделай нам селедочку. Купили по дороге, атлантическая, жирненькая…

Обычно, услыхав подобную просьбу, я начинаю изворачиваться и придумывать любые предлоги, чтобы не брать в руки скользкую тушку. Нет, я обожаю селедочку, как раз такую – атлантическую, жирную, с луком и горячей, рассыпчатой картошечкой. Но только люблю ее есть, а вот разделывать – увольте! Весьма специфическое удовольствие. Но, учитывая тот факт, что еще вчера Олег дулся и не разговаривал со мной, кривляться не следует.

– Конечно, дорогой, – подскочила я, – где рыбка?

– На кухне, – ответил Куприн и тут же спросил:

– Ты не заболела?

– Никогда не чувствовала себя так хорошо, как сейчас, – заверила я его и отправилась на кухню.

Не успела я отрезать плавники, как вновь раздался звонок.

– Эй, откройте кто-нибудь, – завопила я, – у меня руки в рыбе!

Вообще говоря, я заметила, что к двери всегда бегает тот, чей статус в доме самый низкий. У нас это либо я, либо Томуська. Сеня и Олег никогда даже не вздрогнут, услыхав бодрую трель, а Кристина постоянно ходит с заткнутыми ушами – она безостановочно слушает плейер.