Дарья Донцова - Филе из Золотого Петушка

Она лежала на софе, закрытая с головой пледом.

– Анджела, – тихо позвала я, – ты чего, спишь?

Ответа не последовало. На ватных ногах я приблизилась к дивану.

– Анджела… Эй, отзовись…

Я сдернула одеяло и подавилась криком.

Несчастная скрючилась в позе эмбриона, подтянув ноги к подбородку, глаза ее были широко раскрыты, нижняя челюсть отвисла. Я сначала не поняла, что произошло, но потом увидела, что в шею девушки впился тонкий шнурок.

На какую-то секунду я растерялась. Первой мыслью было: быстро бежать отсюда. Но разве можно оставить тело несчастной? Нужно по крайней мере вызвать милицию! В полном отчаянии я глянула в широко распахнутые глаза Анджелы и вдруг увидела, что ее зрачки начинают медленно расширяться. Господи, она жива!

Преодолевая ужас, я схватила ее за липкую шею и попыталась разорвать шнурок. Куда там!

Одно хорошо, тугая петля слегка ослабла, и я услышала легкий вздох. В ту же секунду Анджела выпрямила ноги и закрыла глаза. Я опрометью бросилась на кухню, расшвыряла кучу грязной посуды и нашла то, что искала, – ножницы, вернее даже, секатор. Очевидно, кто-то из хозяек резал ими недавно курицу, лезвия были жирными. Но мне было не до чистоты, счет времени шел на секунды.

Когда я перерезала шнурок, Анджела не изменила позы. Ей явно было очень плохо, на шее остался кроваво-красный след.

– Сейчас, сейчас, – забормотала я и кинулась звонить в «Скорую помощь».

Ожидая врачей, я сидела около Анджелы на софе, периодически проверяя, дышит ли она.

Анджела, казалось, спала или, скорее всего, была без сознания. Несчастная не реагировала на мои вопросы, не шевелилась, не открывала глаз, а только слабо хрипела, и с каждым ее натуженным вздохом мне делалось все страшней и страшней.

Чтобы побороть ужас, я стала анализировать случившееся. Значит, киллер нагло позвонил в дверь. Может, он просто хотел разведать обстановку, собирался прикинуться ну.., к примеру, водопроводчиком, а может, знал, что тут сидят одни пьяные люди. Как бы то ни было, открывшая дверь баба мгновенно приняла его за своего знакомого и стала предлагать штрафную. Меня она тоже с ходу приняла за какую-то Асю, а убийцу стала называть Серым. Тот не преминул воспользоваться ситуацией, прикинулся пьяным и отправился на поиски Анджелы. Меня он ловко обманул, сделал свое дело и ушел.

Раздался звонок, я рванула в коридор, но у входа раньше оказалась тетка, та самая, что открыла мне. Опять с бокалом в руке, она распахнула дверь, уперлась взглядом в двух хмурых мужиков с железными ящиками в руках и заорала:

– О-о-о, мальчики! Сеня! Леха! Штрафную, ля-ля-ля, пей до дна!

Врачи переглянулись и, отодвинув кривляющуюся пьянчугу, вошли в квартиру.

– Сюда, – закричала я, размахивая руками, – сюда!

Баба на секунду примолкла, а потом завелась с новой силой:

– А ну, ребята, водочки! Под селедочку!

– Что у вас? – сердито поинтересовался один из докторов.

Я втолкнула их в комнату к Анджеле.

– Вот, ей плохо.

Один врач наклонился над девушкой и присвистнул:

– Толя, давай…

Они захлопотали вокруг ящика, зазвенели какими-то железками, стали отбивать горлышки у ампул.

– Милицию надо вызвать, – сказал Толя, готовя укол.

– Она жива? – тихо спросила я.

– Да, – рявкнул второй врач, – редкое везение! Что у вас тут происходит?

Я попятилась к двери.

– Сейчас, сейчас…

В этот момент Анджела всхлипнула, и медики занялись ею. Пользуясь тем, что врачи отвернулись, я тихонько вышла в коридор, на цыпочках прошла мимо голосившей песни, озверевшей от выпитого компании и бросилась на улицу. Врачи, скорей всего, отправят Анджелу в больницу и вызовут на место происшествия представителей властей. Мне тут оставаться опасно, моментально заберут в отделение, и несчастной, глупой, вляпавшейся в неприятную историю Анджеле я ничем больше не смогу помочь!

Домчавшись до метро «Филевский парк», я хотела было купить у лоточницы эскимо, но перед глазами неожиданно встало лицо Анджелы с выпученными глазами, и желание полакомиться мгновенно испарилось без следа.

Я привалилась к железной ограде и стала разглядывать гомонящую толпу. Итак, что мы имеем? Несчастная Настька Чердынцева, решившая не сдавать меня преступникам, мается в цементном мешке, ожидая смерти. Спасти ее может только таинственная вещь, которую я должна в указанный день и час принести к некоему Мартыну. В школьные годы у меня по математике была четверка, полученная по чистому недоразумению.

Если быть откровенной, знания мои не тянули даже на двойку, просто за мной сидел отличник Ванька Буромский, и я филигранно списывала у него все контрольные. Ванька щелкал все задачки за пять минут, я перекатывала его решение и делала при этом ошибку, а уж потом Томуська списывала контрольную у меня, вместе с моей ошибкой. При этом она тоже допускала неточность, и в результате наши отметки выглядели так: у Ваньки «пять», у меня «четыре», у Томуськи когда «три», когда «два». Она, получив тетрадь, всегда недоумевала:

– Скажи, Вилка, как несправедливо! Обе у Буромского списали, и что вышло?

Но даже такой фиговый математик, как я, понимает, что задачка, в которой даны одни неизвестные, не решается! Я не имею понятия, ЧТО следует принести, не знаю, кому это отдать, то есть не знаю, кто такой Мартын… Но в одном я уверена точно: если не разберусь в ситуации, Настене придется плохо, так плохо, что хуже некуда. Судя по тому, что случилось с Димой, Мариной и Анджелой, негодяи настроены решительно, они убивают всех. Но с какой целью? Чем им помешали девушки и парень? Если кто-то хочет получить то, что взяли ребята, наверное, следовало оставить их в живых… Или…

Я висела на железной ограде, чувствуя жуткую усталость. Наконец я сумела оторвать тело от решетки и, с усилием переставляя ноги, пошла в подземку. Некогда тут ныть и хныкать, надо как можно быстрее найти парней, Андрея и Костика, «шофера» и «брата». Во-первых, я должна предупредить их о надвигающейся опасности, а во-вторых, они-то знают, что взяли у Степана.

До Большой Татарской я добиралась больше часа. Езды от «Филевского парка» до «Новокузнецкой», даже учитывая все пересадки, было минут тридцать, но поезд отчего-то без конца останавливался в тоннеле на перегоне до «Киевской».

В вагоне тускнел свет, и машинист объявлял:

– Граждане пассажиры, по техническим причинам движение поезда временно затруднено.

Не знаю, как у других пассажиров, а у меня мгновенно екало сердце и перед глазами возникали ужасающие картины: в тоннеле пожар, кто-то взорвал бомбу, чеченские террористы пустили через систему вентиляции газ…

Люди в вагоне вели себя вроде спокойно, никто не кричал, не кидался в панике на двери, не пытался бить стекла, похоже, никому, кроме меня, не было страшно, и я стала мысленно ругать себя за паникерство.