Дарья Донцова - Филе из Золотого Петушка

– Ну ваша Москва чисто вертеп сатанинский!

Люди орут, все бегом, скачком, никто толком ничего не объяснит. А цены? Ну ваще!

Она явно нацелилась на то, что я поддержу разговор, но мне совершенно не хотелось с ней болтать.

– Во народ, – продолжала громко возмущаться бабища, – отвернутся, будто и не слышат! Ну не заразы ли? Да как вы тут живете, если друг друга не замечаете?

В ее голосе появились визгливые, истеричные нотки, но тут, слава богу, подкатил новый поезд, и центнер жира отправился в вагон, волоча за собой две необъятные бело-красные торбы.

На скамеечке моментально устроилась мамаша с ребенком лет пяти.

– Жарко, – ныл то ли мальчик, то ли девочка.

Дитя было одето не по погоде в теплую стеганую курточку, вязаную шапочку и сапоги.

– Жарко, – стонало чадо.

– Пар костей не ломит, – устало отозвалась мамаша.

– Шапку сними!

– У тебя насморк.

– Мороженое купи!

– Нельзя, вспомни про гланды.

– У-у-у, куртку расстегни!

– Тут сквозняк.

Я с жалостью посмотрела на хныкающую крошку. Кажется, это девочка, красная, мокрая, совершенно несчастная. Ей-богу, у некоторых родителей абсолютно нет ума. Кутают отпрысков, а потом удивляются, что вечно потные дети болеют!

Сама-то заботливая мамочка сидит в тоненькой куртке из плащовки и легоньких ботиночках, как бы ей понравилось сейчас в шубе и сапогах на меху?

– Пить дай! – зудела девочка.

Мать вытащила из сумки бутылку газированной воды и, сделав несколько больших глотков, сунула ее назад.

– А мне? – взвизгнула малышка. – А-а-а!

– Тебе этого нельзя!

– Почему-у-у?

– Вредно.

Краем глаза я заметила, что с другой стороны скамейки сел парень в светло-голубых джинсах, и насторожилась: может, это и есть Андрей?

Но поговорить с ним пока не удастся. Девочка стала орать благим матом:

– Пи-и-ить!

– Дома дам соку, он полезный, от газировки у тебя аллергия начинается!

– Сейчас хочу, а-а-а…

Юноша сидел молча, не глядя по сторонам.

Я разнервничалась, как назло поезд отчего-то задерживался, на перроне столпилось несметное количество народа. Люди плотно обступили скамейку и молча ждали состава. Девочка продолжала капризничать:

– Дай воды, дай, да-а-ай! Сама пила…

– О господи, – вздохнула стоявшая около меня дама с маленькой сумочкой, – и так голова болит, нельзя ли попросить вашего ребенка замолчать?

– Она маленькая, – бросилась в атаку мамаша.

– Но вы в общественном месте!

– У тебя, наверное, детей нет!

– Мои сыновья никогда так себя не вели.

– Заткнись!

– А-а-а, пи-и-ить!

Мамаша отвесила ребенку оплеуху.

– У-у-у! – зашлась девочка.

– Безобразие, – зашипела старуха с авоськой, – родительских прав тебя лишить надо.

– Пошла вон, карга! – заорала мать, тряся девочку.

Через секунду все сгруппировавшиеся вокруг скамейки люди приняли участие в скандале.

Только я и юноша в светло-голубых джинсах остались равнодушными к боевым действиям.

Наконец налетел сквозняк, с гулом подкатил поезд, двери разъехались, одни потные люди вывалились наружу, другие, красные и злые, влезли внутрь, и состав понесся в тоннель. На какое-то время на платформе образовалась пустота.

Я скосила глаза на парня, потом повернула голову и спросила:

– Вы Андрей?

Ответа не последовало. Молодой человек сидел, свесив голову на грудь, казалось, его сморило от духоты.

– Эй, – повысила я голос, – Андрей! Я вас тут уже давно жду!

Снова молчание. Обозлившись, я потянула парня за рукав красивой дорогой шелковой рубашки. Юноша беззвучно завалился набок и рухнул на скамейку. Его лицо открылось. Я вцепилась пальцами в скамейку. Широко раскрытые глаза, разинутый рот…

– Чтой-то с ним? – взвизгнула какая-то баба, подошедшая к скамейке. – Ой, глядите! Умер!

А-а-а-а…

Моментально, откуда ни возьмись, налетел народ.

– Врача надо! – советовали одни.

– Зачем он ему, милицию зовите, – говорили другие.

Третьи просто визжали, повышая ажиотаж.

Я сползла со скамейки и стала протискиваться сквозь плотную людскую массу к выходу. Андрею уже не помочь, мне надо бежать назад, к Виктории Евгеньевне.

Никогда до сих пор я не носилась по улицам с такой скоростью. Дух перевела только перед дверью с номером «72». В правом боку кололо, в висках стучало, перед глазами тряслась черная сетка.

Палец жал и жал на кнопочку. Ни малейшего шороха не донеслось из квартиры. Внезапно мне стало страшно, так что я вцепилась в перила. Господи, во что же меня втянула Настена Чердынцева? За каким чертом я согласилась ехать вместо нее на свидание к Великому Дракону? Почему была столь глупа?

Внезапно дверь напротив распахнулась, и из нее выглянула женщина в длинной майке с надписью «Институт тонких технологий».

– Вы Викторию Евгеньевну ждете?

Я кивнула.

– Она к метро за хлебом пошла, – объяснила соседка, – и мне предложила купить. Виктория Евгеньевна такая приветливая, знает, что я с внуком сижу, вот и выручает. Вы постойте, она скоро придет, если, конечно, не решит на скамеечке посидеть, в скверике.

– Где Виктория Евгеньевна покупает хлеб? – подпрыгивая от нетерпения, спросила я.

– А все мы в одно место бегаем, тут, рядом!

– И куда же?!

– Через двор направо, – пояснила соседка, – там ларек стоит, горячими батонами торгуют, на тридцать копеек дешевле, чем у метро, просто…

Не дослушав ее, я ринулась вниз, выбралась во двор и побежала направо, свернула за угол и увидела небольшой, пустой в этот вечерний час скверик. Наверное, утром и днем тут полно матерей с детьми. Сейчас же три лавочки пустовали, на четвертой сидела Виктория Евгеньевна.

Я подбежала к старушке и даже не вздрогнула – уже стала привыкать к этому жуткому зрелищу: выпученным глазам, отвисшей челюсти и вывалившемуся языку…

Бедная Виктория Евгеньевна, самоуверенная, как все пожилые люди, не послушалась меня, отправилась за своим батоном и стала очередной жертвой равнодушного киллера. На смену жалости пришло отчаяние. Господи, мне-то что делать?

Остался лишь один человек, способный пролить свет на эту историю, Костик. Мне во что бы то ни стало нужно добраться до него раньше, чем это сделает убийца. Но где взять его координаты?

В салоне? Не факт, что они там есть.

Внезапно мой взгляд упал на сумочку, которая лежала рядом с телом Виктории Евгеньевны на скамейке. Я схватила ее и открыла. Внутри я увидела два батона в целлофане и портмоне. В потертом кошелке нашла паспорт, две десятирублевки и ключи. Я схватила их, оставила сумку с паспортом и хлебом около тела несчастной старухи и понеслась назад, в дом с кариатидами.

Конечно, надо бы вызвать милицию, только времени на это у меня нет. Жизнь незнакомого Кости целиком и полностью зависела сейчас от моей расторопности.