Иоанна Хмелевская - Тайна

Я осмотрелась. Столики рядом были свободны, никто нас не замечал. Паники, конечно, устраивать не стоит. Что же делать?.. Бежать. Смыться отсюда поскорее. Он собирался сообщить мне важную тайну и умер несколько минут назад… Придет же в голову этакая чушь — ясно, приехал сюда не мертвый, и никто его не принес.

Вошел живой, когда?.. Сколько здесь просидел и вообще отчего умер?! Сердце?.. Господи Боже, вот кретинка, может, его еще можно спасти?!..

Поначалу я двинулась на ватных ногах, потом быстрее, но не бегом. Едва сама не свалилась трупом, когда кто-то схватил меня за руку.

— Привет, — сказал Гутюша. — Ну и дела — смотришь на меня, а ничего не видишь. Я что, с другой фотографии, или с тобой неладно?

Я взяла себя в руки усилием поистине сверхъестественным.

— Погоди, Гутюша, надо позвонить. Сейчас вернусь.

Нашла заведующего кафе. Телефон в раздевалке меня не устраивал — вдруг одолел страх. Директор тоже не жаждал рекламы и повел меня к себе.

Позвонила в «Скорую», причем назвалась Софьей Ковальской с Маршалковской, восемь, квартира четырнадцать. Скрыла свое имя как-то не задумываясь, неожиданно. Директор слушал, побледнев, и не обратил внимания, что на Маршалковской, восемь находится театр. Мы вместе вошли в зал, я остановилась около Гутюши и показала пальцем.

— Вон там, в углу…

Заведующий спокойным шагом направился к роковому столику. Гутюша поднялся.

— Что такое? Сначала влетел сюда какой-то, пошептался с тем мужиком в углу и умчался. Потом ты, пошепталась с ним и тоже летишь. Кто он такой? Справочное бюро или пульт управления?

Взвинченная, я в момент поняла Гутюшу и молниеносно сделала вывод.

— Ухожу. Ты тоже. Заплати и бегом! Жду тебя в машине.

— Да я вроде заплатил и уже намылился, — ответил Гутюша и вышел вместе со мной.

Отъехали мы недалеко, я остановилась в конце Дворковой. Повернулась к Гутюше.

— Теперь расскажи все еще раз, подробно.

— Что рассказать?

— Про кафе. Сначала: когда пришел тот, в углу?

— Без пятнадцати шесть. Я смотрел на часы, потому как условился с одним тут, да он не соизволил явиться.

— Хорошо. Дальше. Когда пришел тот, который с ним шептался, и как все происходило?

— Как происходило? Да обыкновенно происходило. Без пяти шесть забежал, я смотрел на часы. Сел рядом с тем, в углу.

— И что?

— И ничего. Посидел, потом встал, сказал ему что-то на ухо и ушел. Потом заявилась ты, в шесть десять, опять я смотрел на часы…

— Стой. А тот, в углу? Другой ушел, а тот?

— Ничего. Сидел себе. А что?..

— Сейчас. Как выглядел другой? Ты бы его узнал?

Гутюша вдруг разнервничался.

— Кончай канитель! Давай кошку из лукошка, иначе я в кусты. О чем речь бежит?

— Он умер, понимаешь? Пришел ведь живой, так? Гутюша был ошарашен.

— Кто умер?

— Тот, в углу.

— Который там сидел?

— Ну да.

— Как это умер, если сидел?

— Ну так что? В подвале даже стоял!

— Господи, — пробормотал Гутюша, глядя недоумевающе на меня.

Я начала размышлять вслух.

— Пришел живой. К нему подсел на минутку некто. И потом оказалось, живой помер. На мой взгляд, помер бесповоротно, никакой надежды. Или сам, или помог кто-то. Не знаю как, ножом вроде бы не пырнул, следов нету. Не пырял?

Гутюша думал на свой манер.

— Слушай, а тебе не показалось, может, он был умирающий труп? Тот ему что-нибудь ляпнул, и этот совсем скопытился…

— Я спрашиваю: ножом не пырял? Ты ведь все время смотрел на них?

— Ну смотрел, не пырял. Подержал его маленько за ухо, когда шептал, и ушел себе. И что все это значит?

— Значит — буза страшная и сплошной ужас. У тебя знакомый в прозекторской, как хочешь, но разузнай, отчего он умер. Ведь он мне звонил, и мы условились здесь. Собирался мне рассказать…

Я замолчала. Ситуация вдруг прояснилась вполне отчетливо. Ведь я с ним договорилась о встрече, выходит, я и убила недоумка. Солгала: зовут меня, дескать, Софья Ковальская, насчет звонка не отпереться, директор слышал. Сразу после звонка исчезла поспешненько; дура набитая, да разве мало убийц-дураков? С другой стороны, убил его точно тот, шепталыцик. Кто-то подслушал, как он со мной условился — ведь открыто сказал, что во всем разобрался и мне расскажет. Враг примчался и убил его до моего приезда. Недоумок ничего не успел передать, кабы успел, так и меня, возможно, кокнули бы…

Да, но ведь они толком не представляют, что именно он мне рассказал раньше, понятия не имеют, что именно мне известно! А ну им придет в голову обезопасить себя на всякий случай! Как ни глянь, везде клин: для властей — преступница, для мерзавцев этих — головная боль. А теперь еще сижу и болтаю с Гутюшей — вот чума-то, и следующим будет Гутюша…

— Я теперь сижу на бобах, погорел, значит, — вздохнул Гутюша, он, видно, размышлял в том же направлении. — Ты уж рассказывай, какой гвоздь, а то у меня чердак съехал набок. Я так и чуял, плохо дело, сразу, как мумец засмердел…

Я рассказала все, исповедуясь перед будущей жертвой. Коротко, но все. Наркотики, Прага, автоматы, приятель недоумка, серия исчезновений, наконец, и сам недоумок, и моя собственная глупая выходка. Гутюша слушал внимательно, потом заключил:

— Ну, пропал обед. У него носки ребрышками.

В первый момент я испугалась, не свихнулся ли из-за всех этих передряг.

— У кого?

— У того шепталыцика. Остальное все обычное, только носки больно шикарные.

Мне удалось кое-как отделить ребрышки от пропажи обеда.

Носки, по-видимому, были в полоску. Гутюша, судя по всему, заблудился между зеброй и ребрами.

— Цветные?

— Ясное дело. Красные и голубые.

У нас за спиной взревела сирена «скорой». Я посмотрела на часы: семь минут. Специально на мокрую работу надел такие носки — отлично бросались в глаза, отвлекая внимание от остального.

Снять их — одна минута, и Гутюша его не узнает. Интересно, заберет ли недоумка «скорая»… Если заберут, значит, еще жив и постараются спасти, если оставят — конец, «скорая» мертвых не возит. Надо проверить…

Гутюша что-то говорил, но я не слышала, развернулась и выехала на Пулавскую. Мне удалось прорваться в противоположную сторону и припарковаться на прохожей части прямо перед Олесинской. Стоящую около «Мозаики» машину было видно прекрасно. Гутюша последовал моему примеру и размышлял вслух, обсуждал кандидатуры возможных шепталыциков. Он желал снять с себя всякие подозрения и тем самым снимал их с меня. Очень даже похвально.

Медики вышли из кафе, сели в машину, недоумка не вынесли. Значит, все…

— Ну, я пошел, — сказал Гутюша. — Это, как его, такими колечками, цепляются друг за друга и звенят…

— Цепь.

— Вот именно. Здесь ждать нечего, я хочу поймать тут одного, пускай поглядит, где пса с цепи раскапывают. Если что надыбаю, сообщу.