Наталья Бессонова - В рабство – на экскурсию

— Меня насильно держат в подвале. Там грязно и темно. И душно — подвал не проветривается. Дышать нечем. Антисанитария у вас! И еще мне там холодно! И сумочку с телефоном забрали! Вы здесь главный? Значит, вы и де ́ржите! А мне идти надо! Отпустите меня немедленно, а то у вас будут неприятности!

— Вай, шумный какой! — Мехмед театрально схватился за голову. — Я главный, я. Гдэ антисанытарыя? Что душно? То душно, то холодно! Капрызный дэвушька какой! Нэт такой тут антисанытарыя! И ны дэржат тыбя. Надо же узнат, поговорыт. И ны надо тыбе тылыфон!.. Как зовут дэвушька твоя?

— Ирина ее зовут.

— Ны знаю такой Ирына.

— А среди новеньких?

— Какой новэньких? Гдэ ты выдела новэнький?

— А какой работой занимаются здесь девушки, кроме танцев? — не унималась Надежда.

— Так ты что, полыция? Какой работой, какой работой. Как полыция, спрашиваешь! Разный работой. Работы много! Разный работа бывает. Это… «профэссия», — засмеялся Мехмед, — чтобы всэм был вэсыло, и вкусно, и чысто. И прыятно. Такой работа. Что, плохо, да-а?

— А вы откуда русский знаете?

— Да кто русский ны знает? В Истанбул много русский. А я в Совэтский Союз учился. Давно… Ны доучился. Работать надо был… Унывырсытэт Патрыс Лумумба знаешь?

— Слышала.

— Во-от! Толко два год проучылся… Совэтский Сою-уз!.. И гдэ тыперь Совэтский Сою-уз? — с видом мудреца-философа спросил Мехмед.

— Ну, допустим, вашей Османской империи тоже давно нет, — заметила Надежда.

— А-а-а… — турок не нашел, что ответить.

— Мне надо идти, — вдруг сказала Устинова.

— Пока ны надо, да-а? — возразил Мехмед. — Ны поговорыла. Когда надо будыт, тогда пойдошь, — он смотрел на экран ноутбука и щелкал по клавишам пальцами одной руки, в другой держал миниатюрный турецкий стаканчик в виде тюльпана, в котором плескался крепко заваренный чай.

— Ты красывый дэвушька. Такой бы жена, да-а? Будышь мой жена? — выдал вдруг Мехмед, противно улыбаясь и глядя на Надежду масляными глазками, заплывшими жиром.

— Какой по счету? Где-нибудь так… седьмой-восьмой… ЖЕНА? — язвительно высказала предположение Надя.

— Высолый дэвушька, да? — засмеялся турок. — Хорошо!

— Замуж по любви надо выходить. А я, может быть, другого люблю! — заявила она и сама удивилась своим словам.

— По лубви, по лубви… будыт лубов. Всо будыт… соглашяйся! — оскалился в улыбке Мехмед, и его масляные глазки превратились в узкие щелочки.

«Надо же, как по-разному улыбаются люди! Одних улыбка красит, а других… — подумала Надежда. — И зубы, вроде бы, даже красивые, а улыбка все равно противная».

— Ой, это… Мехмед, мне совершенно не до шуток сейчас! — отмахнулась Устинова.

— Какой шутка, да?

— А где мой телефон? Сумочку мою пусть вернут! — попыталась она сменить тему.

— Тыбе ны надо тылыфон, да? — спокойно ответил Мехмед. — С кэм тыбе гаварыть? Так ты откуда?

— Из Москвы, я же сказала! — повторила Надежда.

— Из полыции?

— Да нет же! Я ищу свою студентку. Сама ищу. Одна. Я же говорила уже! Вы меня не слышите, что ли?

— Вай, ны крычи!

Похоже, разговор зашел в тупик. Никаких других вопросов Мехмед не задавал. Или его больше ничего не интересовало, или его словарный запас на этом заканчивался. Но в любом случае Надежде ничего хорошего ждать от этого человека не приходилось. Кроме разве что фруктов. В большой вазе лежали персики с бордовыми боками, красивые желтые груши и горка крупных темно-красных ягод клубники, источающих поистине волшебный аромат. Надя подумала, что, вероятно, груши и персики прошлогодние или привозные: откуда в Турции в мае груши? Она почему-то считала, что май в Турции — сезон клубники.

Но красивая крупная груша с розоватым бочком на нежной желтовато-кремовой кожице выглядела так аппетитно, что женщина не удержалась и взяла ее.

— Мытая? — спросила она.

— Мытий, — как будто обиделся Мехмед.

Надежда с удовольствием откусила сладкий сочный бок. Сок потек по подбородку. Она взяла салфетку со столика, вытерла губы, подбородок. Турок молча, с видимым уважением к процессу, ждал, пока Надежда вкушала спелый плод.

— Вкусно?

— Вкусно, — кивнула Надя, — спасибо.

— Кушяй, кушяй. Мыдовий грушя! Клубныка бэри. Сладкий!.. Так кого там ты ищешь? Гдэ она может быть, студэнтка эта, Ирына?

Надежда едва не поперхнулась от вопроса, повторенного, как ей казалось, не менее пяти раз!

— Ну что значит — кого? Сказала ведь уже — кого! Зачем спрашивать сто раз? Я ведь подумаю, что вы меня не понимаете! Совершенно невозможно с вами говорить! И я тоже хочу знать — где она! Но очень может быть, что ее привезли именно сюда! Откуда к вам девушек привозят?

— Да что ты как полыция! Откуда-откуда! Здэс я спрашиваю. Ты можешь кушять фрукты и отвычат. А я тыбя спрашиват буду. А ты кушяй и отвычай. Почему ыщешь здэс? Почему дэвушька твоя Ирына здэс может быт?

— Если можете, помогите мне ее найти, пожалуйста! Я должна ее найти! Понимаете? Вам же не нужны неприятности? — Надежда уповала на здравый смысл Мехмеда.

— Кому нужны ныприятности, да? — согласился он.

— Ну вот! — Надя подумала, что наконец-то может начаться сколько-нибудь конструктивный диалог, и продолжила. — Ее из Москвы привез, скорее всего, Константин Ли, по кличке Китаец. Вы его, наверное, знаете.

— Бивает… Кытаец, — поразмыслив, ответил Мехмед.

— Да, мне известно, что он здесь бывает, — обрадовалась Надежда. — И, вероятно, вы знаете, где он еще бывает? Расскажете мне?

— Извэстно!.. Что тыбе извэстно?

— Помогите мне, пожалуйста, — продолжала Устинова, не обращая внимания на вопрос Мехмеда, — если не здесь, то… ее, возможно, уже в бордель куда-то продали! Куда еще Китаец привозит девушек?

— Какой бордель? Гдэ, гдэ бордель? — он театрально покрутил головой из стороны в сторону, как бы пытаясь найти бордель. — Нэт здэс такой бордель! Здэс културный завыдэние!.. Что дэлать с тобой? А? Ходышь, спрашиваешь! Извэстно тэбе! Слэдышь! Зачем слэдышь? Что хочешь выдеть? Кому звонышь? Куда? А? Бордель какой-то хочешь!

— Да что же это такое, — в бессилии простонала Надежда, — я же говорю, что ищу студентку. Сколько можно твердить одно и то же! Вы меня не понимаете, что ли? О ней я и хотела спросить у девушек. Но я ничего не успела от них узнать, меня вывели из ресторана.

— У мыня спроси! А у мыня такой дэвушька нэт! И бордель здэс такой нэт! Здэс прилычный мэсто!

— Не хотите мне помочь?.. Тогда мне пора идти, — отрезала Надя, собираясь встать.

— Уйдошь! — Мехмед постучал в стену, через пару секунд открылась входная дверь, появились двое мужчин, пленивших ее в кафе-чебуречной, и, грубо взяв под руки, вывели из кабинета.

— Мехмед, зачем вы меня держите?! Куда меня опять ведут? — от обиды, бессилия и досады из глаз Надежды полились слезы.