Наталья Бессонова - В рабство – на экскурсию

— Уходы, уходы, — невозмутимо проговорил ей вслед турок.

— Отпустите меня! — потребовала Устинова, но стражники крепко держали ее за локти, не обращая внимания на сопротивление.

И снова — по узенькой винтовой лестнице вниз, затем — по длинному коридору с красивой отделкой и ароматическими свечами в нишах, через двери, замаскированные под шкафы с внутренней раздвигающейся перегородкой, по тесному обшарпанному коридору, в прежнюю комнатку-темницу. Она опустилась на кушетку, обхватила колени руками и сидела так, стараясь унять дрожь, успокоиться и собраться с мыслями.

Через час-полтора снова открылась дверь, и один из тюремщиков поставил на пол корзину.

— Подождите, — окликнула его Надежда, — мне в туалет надо! В ту-а-лет! Понимаешь? — чуть не плача, кричала она.

— Там, — ответил тюремщик, указывая вглубь ее темницы, — там туалэт.

Присмотревшись, Надежда увидела в темном углу узкую дверь. Оказалось, что она ведет в санузел. Удивилась тому, что раньше не заметила эту дверцу. Впрочем, в такой темноте и при ее растерянности немудрено и не заметить. В санузле так же тускло, как и в комнате, под потолком светилось крохотное запыленное оконце, едва освещая эмалированную, в прожилках ржавчины, раковину и другие сантехнические принадлежности. И кран здесь имелся, и холодная вода, и потускневшее забрызганное зеркало на стене, и жидкое мыло нескольких сортов, и бумажные полотенца в рулонах на полке…

— Ух ты! Какой арсенал! — подумала Надежда. — Наверное, частенько в этом «люксе» бывают посетители!

Она умылась, вытерла лицо и руки. Вернувшись в комнату, подняла с пола принесенную тюремщиком корзину, в которой обнаружила бутылку минеральной воды и два еще теплых чебурека. Проснулся аппетит. Присев на край кушетки, не без удовольствия съела приготовленную для нее еду и стала думать над своим положением.

Часов у нее при себе не было, время тянулось невозможно долго, как будто в другой реальности, в каком-нибудь жутком зазеркалье… или, правильнее сказать, в заподвалье. Свет из крохотного оконца становился все слабее, и, в конце концов, в комнатке совсем стемнело. Было душно и страшно. Окошко, видимо, никогда не открывалось. Вдруг послышался слабый шорох и едва различимый писк. Вероятно, мыши. В такой темноте невозможно было что-то рассмотреть. Мышей Надежда не боялась, но любое подобное соседство должно быть определено. А вдруг это крысы? Кто-то ей рассказывал, что эти животные могут отгрызать у спящих людей пальцы и даже носы. В крысиной слюне якобы содержится обезболивающее вещество, делающее их укусы почти неощутимыми…

Надежда свернулась калачиком на кушетке, стараясь по возможности не прикасаться голыми руками к сомнительной чистоты пледу, и не заметила, как забылась тревожным сном.

Ее разбудил шум, раздавшийся из-за двери санузла. Надя догадалась, что этот странный звук исходил из водопроводных труб. Видимо, уже настало утро: темнота в комнате сменилась полумраком.

Через некоторое время входная дверь открылась, на пороге стояли двое уже знакомых тюремщиков. Один из мужчин держал в руках корзину, которую тут же поставил на пол. Осмотревшись по сторонам, как будто что-то могло здесь случиться в их отсутствие, и забрав вчерашнюю пустую корзину, мужчины удалились.

На завтрак пленнице принесли, так же, как и на ужин, чебуреки и воду. Она уже немного пришла в себя, но совершенно не знала, что теперь делать и как выпутываться из этой ситуации.

«Сегодня уже воскресенье. Юрий прилетит, в лучшем случае, завтра вечером. И он ничего не знает о том, что со мной случилось! — размышляла она. — Надо было его послушать и уходить отсюда! Вот дура!»

Она стала стучать в дверь, но, похоже, никто ее не слышал. Видимо, снаружи камера не охранялась. Тогда Надежда попыталась раскачать дверь — бесполезно! Она крепко сидела на петлях и не поддавалась. Женщина поискала в своей комнатке-темнице какой-нибудь предмет, на который можно было бы встать, чтобы дотянуться до окошка. В углу ровной стопкой стояли плотные картонные коробки. Надя открыла первую: в ней лежали новенькие женские туфли из красной лакированной кожи на тонкой высокой шпильке. Заглянув в следующую коробку, она увидела такие же туфли. Перенесла часть стопки к наружной стене под окошко, поставила одну ногу сверху, но, едва попыталась перенести вес своего тела на это хлипкое сооружение, как верхняя коробка сломалась, картонки рассыпались, а Надежда, потеряв равновесие, полетела на пол. Потерпев неудачу, она сложила коробки в прежнем порядке, уселась на кушетку и вновь погрузилась в свои мрачные мысли, не в силах найти выхода из сложившейся ситуации.

Она не знала, сколько прошло времени, когда дверь открылась, и на пороге появился суховатый, невысокого роста и неопределенного возраста мужчина в сопровождении все тех же тюремщиков.

— Надэжьда? — спросил незнакомец.

— Надежда, — подтвердила она.

— Я Арслан, — представился он.

Два ее надзирателя вышли из комнаты, оставив Надю один на один с посетителем.

— Ты откуда? — спросил он.

— Из Москвы, — ответила Надежда, хотя ее ответ был не совсем точным.

— Здэс давно?

— Где — здесь? В этом подвале?

— Нэт, в Истанбул.

— Два дня.

— Гдэ остановилась?

К такому вопросу Надя не была готова. И отвечать не собиралась!

— Нигде не остановилась, — пробормотала она.

— А гдэ твой вэщи? Паспорт? Другой еще докумэнт?

— У знакомых.

— Гдэ живут знакомый? Скажи, мы забырем твой вэщи, докумэнт…

— А зачем вам мои вещи и документы?

— Нам ны надо, тыбе надо! Как быз докумэнт?

— И мне тоже не надо! — заявила Надежда, а Арслан резко ударил ее в солнечное сплетение.

Надя этого не ожидала. Она упала, не в состоянии даже вздохнуть от резкой боли. Турок сел на кушетку и ждал, когда женщина сможет продолжить «беседу». Она с трудом поднялась на ноги, шатаясь, прислонилась к стене. Обида, боль, унижение — все смешалось в этот момент в ее чувствах.

— Что вам нужно? — скорее прорыдала, чем проговорила, она.

— Гдэ твой докумэнты? — повторил вопрос Арслан, поднимаясь с кушетки.

— Не твое дело! — выкрикнула Надежда и снова получила удар в солнечное сплетение. На этот раз она устояла на ногах, держась за стену. Но дышать все-таки несколько секунд не могла.

Она поняла, что шутки закончились. Теперь с ней будут говорить именно так: не предлагая фрукты, а награждая тумаками.

— Гдэ остановилась? Говоры, — Арслан произносил слова спокойно, не повышая голоса.

— У знакомых, — повторила Надежда. Ей не хотелось выдавать настоящее место своего обитания.

— Гдэ живут?

— Я не знаю точного адреса, — продолжала хитрить Устинова.

— Какой улыца? Правда говоры!