Наталья Бессонова - В рабство – на экскурсию

Он взял ее руки в свои, поднес к губам.

— Скажи… — попросил он тихо.

— Люблю, — прошептала она, глядя в его синие глаза, в эти бездонные озера нежности, в которых она грелась и тонула.

— Правда?

— Правда. Но ведь ты и так чувствуешь!

— Но я счастлив это слышать. И важно, что ты сама понимаешь. Иногда ведь очень трудно бывает разобраться в собственных чувствах.

— А ты в своих разобрался?

— А для меня все давно ясно. Я про свои чувства все понял сразу, как только тебя увидел…

Он целовал ее ладони, ласкал ее взглядом и говорил приятные нежности.

За бортом проплывали береговые строения Стамбула: маленькие частные причалы с крошечными, кажущимися игрушечными лодочками и катерами, минареты, старинные крепостные стены и их развалины. Через два часа судно возвратилось к причалу. К противоположному берегу пристал пассажирский многоярусный лайнер, возвышающийся над всеми окрестными зданиями и ослепляющий своей белизной. Наверное, его надводная часть была размером не менее девятиэтажного дома!

Слегка укачанные волнами Босфора, чуть-чуть опьяневшие от шампанского и друг от друга, они спустились на причал и направились вдоль набережной. Надежда пыталась сосчитать, сколько палуб у белого лайнера, но все время сбивалась. Засмотревшись на столь грандиозное сооружение, она налетела на идущего навстречу мужчину, который тоже глядел по сторонам, любуясь видами, и вовремя ее не заметил. Юрий в одно мгновение оберегающим жестом отстранил любимую от мужчины, выступив вперед.

— Извините, — бросил он незнакомцу таким тоном, каким уместнее было бы сказать «Убью!».

— I'm sorry, — ответил тот, приветливо улыбаясь, и поднял руки вверх, давая понять, что раскаивается и претензий не имеет.

Надежда засмеялась: ее позабавила реакция Юрия, и ей была приятна его готовность защитить ее в любую минуту.

— Ничего смешного, Надюша. Ты на дорогу хоть иногда смотришь? — задал он риторический вопрос: на дорогу она смотрела только в случае особой необходимости, а обычно — по сторонам.

— Бывает, — ответила она, — но ты же со мной! Зачем мне на дорогу смотреть?..

Стемнело. Не торопясь возвращались узкими старинными улочками в отель. Небо было слово усыпано бриллиантовой крошкой. В этих слабо освещенных кварталах звезды не затмевались городскими огнями и казались особенно яркими и крупными.

— Юра, а ты слышишь, как звезды смеются? — спросила Надежда, глядя на небо.

— Нет, — ответил он удивленно и с преувеличенным подозрением посмотрел на нее, — я столько не выпью!

— Да я не о том! — засмеялась она.

— А о чем?

— Ты Экзюпери не читал, что ли?

— А, Экзюпери… читал когда-то… в далекой юности. «Планету людей» и что-то еще, про летчика. Не помню названия.

— А сказку «Маленький принц»?

— Да, и сказку читал, конечно. «Мы в ответе за тех, кого приручили…» И еще у Маленького принца была такая капризная роза, которую он очень любил. И ведь она отвечала ему взаимностью, только изо всех своих ничтожных цветочных сил пыталась это скрыть! Совсем как ты, ладно?

— Маленький принц подарил летчику звезды, которые смеются, чтобы потом, глядя на небо, он представлял, будто где-то далеко-далеко Маленький принц на своей планетке-звездочке радуется от души, и летчику казалось, что все звезды смеются.

— Ах, вот ты о чем, — улыбнулся Юрий. — А тебе кто звезды подарил? — спросил он ее.

— Один французский летчик, — тихо засмеялась Надежда, — мечтатель и романтик… и поэт, хоть стихов, кажется, и не писал.

— А может быть, писал, только мы не знаем, — предположил Юрий.

— Очень даже возможно! Наверное, когда Маленький принц был счастлив, ему нравилось смотреть на звезды, и все они смеялись. А когда ему становилось грустно, то звезды плакали.

— Когда ему было грустно, он любовался закатом, — задумчиво произнес Юрий. — А ты любуешься закатом, когда тебе грустно?

— Скорее, наоборот, — когда я любуюсь закатом, почему-то становится грустно. Но мне это не мешает…

Юрий посмотрел на звезды.

— А ты слышишь? — спросил он.

— Иногда…

— Фантазерка! — снова засмеялся он.

— А давай послушаем? — предложила она.

Они остановились и молча стояли в темной безлюдной улочке, держась за руки и вглядываясь в небо.

— Смеются? — спросила она. — Ведь смеются? Ты слышишь?

— И правда, смеются, — ответил он, как будто удивляясь.

— Смеются! Словно крошечные серебряные колокольчики звенят! — воскликнула Надя, и они оба счастливо и беззаботно засмеялись.

— С тобой во что угодно поверишь! И звездный смех услышишь, — проговорил полковник, привлекая ее к себе, — если человек счастлив, то весь мир вокруг смеется и радуется, а не только звезды…

— Конечно, — согласилась Надежда.

— А еще вот: «…любовь — это когда ничего не стыдно… ничего не страшно… когда тебя не подведут и не предадут… когда верят…» — произнес он, вспоминая слова и как будто, заново открывая для себя непреложную истину. — Это ведь оттуда?

— Оттуда, — ответила она, поддаваясь его настроению.

— Как верно сказано…

…Ирина уже крепко спала, когда Надя открыла дверь своего номера. «Хорошо, пусть отдыхает. Так быстрее забудет все плохое», — подумала женщина.

В эту ночь она осталась с Юрием до утра, не задумываясь о том, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна…», а первое, что увидела утром, проснувшись у него на плече, — его сияющие счастьем глаза, устремленные на нее.

— Доброе утро, Солнышко мое!

— Доброе утро, мой миленький!

— Ах, значит, все-таки миленький?

— Значит, все-таки да!

— Ну и разве ты не хотела бы просыпаться вот так каждое утро?

— Вопрос риторический?..

Надежде не давала покоя мысль о спрятанной валюте, о том, что надо рассказать о ней Юрию. Да и как иначе она сможет встретиться с освобожденными девушками, чтобы раздать им деньги? Она решила поговорить с ним безотлагательно.

— Юра, а где девушки, которые проходят по… нашему делу? Ну, те, которых освободили? — спросила она, когда они выходили из кафе после завтрака.

— А зачем тебе? — поинтересовался полковник.

— Юра, я должна тебе признаться…

— Признайся уже, наконец! А то я устал ждать, честное слово! — он сгреб ее в охапку и закружил.

— Юра, подожди!

— Ну вот, опять «подожди»!

— Юра, я серьезно! Послушай меня.

— Слушаю.

Они зашли в его номер.

— Я не обо всем тебе рассказала. Знаешь, мы взяли деньги в кабинете у Османа перед тем, как сбежать…

— Та-ак, — удивленно протянул мужчина.

— Вернее, это я взяла. Те деньги, которыми за нас расплачивались… и еще из сейфа. Много денег. Доллары и евро. И мы не собираемся их возвращать!

— Вот так дела! — еще больше удивился он.