Наталья Бессонова - В рабство – на экскурсию

Вернулись в гостиницу, зашли в его номер. Он притянул любимую к себе, зарылся лицом в ее пышные кудряшки.

— Хочешь, я сделаю тебе пенный массаж? — предложил он.

— А ты умеешь?

— Да уж сумею, наверное! Не бином Ньютона…

Он намыливал ее душистым гелем, ласково массировал пенными ладонями, потом смывал ароматную пену весело журчащими струями воды, нежно целовал следы побоев на ее теле.

— Эти синяки… это я втянул тебя во все… по глупости своей, — сокрушался он.

— Интересно, это кто кого и во что втянул?

— У меня работа такая, Наденька. А ты должна была меня в Москве дожидаться. Или здесь, но ни во что не вмешиваться. И не спорь со мной, ладно? — добавил он, догадываясь о том, что она может ответить. Но она промолчала.

Он осторожно вымыл ее волосы, стараясь, чтобы мыло не попало в глаза. Вытер и укутал мокрые кудряшки махровым полотенцем, всю ее обернул в простыню, вынес этот белый кокон из ванны, уложил в постель.

— С легким паром, моя королева!

— Спасибо! — она посмотрела на него, стоящего перед ней со счастливой улыбкой, с радужными пузырьками мыльной пены в растрепавшихся волосах, и вдруг засмеялась.

— Ты что? — удивленно спросил он.

— А тебе идет!

Юрий глянул в зеркало, тоже засмеялся и поспешил в душ.

Надежда лежала, завернутая в простыню, и блаженствовала.

Он пришел разгоряченный, снял с ее головы полотенце, бережно протер насухо волосы. Развернул простынь. Его руки были теплыми и нежными…

И снова она пьянела от его обжигающих поцелуев, тонула в омуте его нежности и страсти и отвечала на нее, повинуясь его и собственным желаниям…

— Так ты согласна стать моей женой, Солнышко? — снова спросил он, держа ее руку в своих ладонях.

— Ну не по форме предложение! — шутливо ответила она. — Где цветы, галстук?

— Да я галстуков вообще не ношу, — ответил он, — если только… на службе…

— И опять же — тон? Где торжественность момента?.. А текстовка?

— И это — все? — спросил он.

— Юра, давай об этом чуть позже поговорим… Не торопи меня, ладно? — попросила Надежда.

— Да я подожду!.. А долго?

— Юра, ну не спрашивай меня пока…

— Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, — продолжал он серьезно, — хочу защищать тебя… любить тебя хочу. Прикасаться к тебе… Хочу просыпаться рядом с тобой по утрам, видеть тебя утреннюю, со-онную, растре-епанную, — улыбнулся он, растягивая слова.

— Некраси-ивую! — подтянула Надя.

— Глу-упая! С прической и в нарядном платьице — это для всех окружающих. А утренняя — только для меня…

Сердце Надежды сладко сжималось. Она подумала, что и прическа, и макияж, и все ее старания, чтобы выглядеть красивой, — все ведь это для него! Но она не стала озвучивать свои мысли.

— Хочу, чтобы ты засыпала у меня на плече… хочу слушать, как ты во сне носиком сопишь!

— Да ну тебя! — засмеялась Надя. — С чего ты взял, что я буду сопеть?

— «Мне бы только смотреть на тебя… видеть глаз златокарий омут…» — тихо, почти шепотом прочитал Юрий, призвав на помощь стихи любимого поэта. — Хочу, чтобы ты была моей… всегда.

— Но я ведь не одна! У меня Лапочка-дочка. И Прелестница-кошка. И мои… всякие дела…

— Уверен, что с дочкой и кошкой мы уж как-нибудь найдем общий язык. Ладно? — улыбнулся он. — А вот твои «всякие дела», скорее всего, придется отставить! Вижу я, до чего они тебя довели! — строго проговорил полковник.

— До чего? — поинтересовалась она, состроив невинное выражение лица.

— До криминала, Солнышко мое, до криминала! Или тебе адреналина не хватает? Острых ощущений?

— Ну вот! Я еще даже не согласилась, а ты уже командуешь! И криминал-то за много лет случился первый раз, — возразила она, — и то это человеческий фактор, с делами никак не связанный. Я приму это к сведению…

— А карточные игры в электричке? А в такси? Забыла? — напомнил Юрий. — В общем, завязывай-ка ты с политикой. Не хочу, чтобы моя жена попадала в подобные ситуации! И я вовсе даже не командую. Это я настоятельно рекомендую.

— Ну вот! И рассказывай после этого тебе о своих приключениях!

Она была счастлива слышать от него эти слова, но ей так не хотелось сейчас думать о кардинальных переменах в своей жизни! О возможном переезде из города, в котором прошла вся ее взрослая жизнь и в котором живут ее родные и близкие люди.

А еще… ей так хорошо было прямо сейчас! Как в лучших снах! И она боялась потерять это ощущение. Боялась, что этот хрустально-хрупкий праздник внезапно свалившейся на нее любви разрушится бытом, станет чем-то обыденным и будничным…

— Ты в президиумах будешь заседать или с трибуны выступать, а мужики на тебя будут пялиться! Я же умру от ревности! — продолжал он.

— Юра! Как тебе не стыдно! Какой кошмар! И этот человек знает наизусть чуть ли не всего Есенина!! Про Стамбул рассказывает… лучше всякого экскурсовода… Да какие они мужики?! Они все мои товарищи… и друзья! Все равно что братья!

— Ну, это ты считаешь, что они твои товарищи! А ты для них — прежде всего красивая женщина. Даже слишком красивая, чтобы быть просто товарищем.

— Юра, ты ужасные вещи говоришь! Ты не веришь в дружеские отношения между представителями разных полов?

— Верю! Но только не с тобой.

— Кошмар! Ты понимаешь, что оскорбляешь этими словами меня и… мои самые светлые, дружеские и товарищеские чувства!

— Ага! «Товарищи»! Любого только позови! На край света за тобой помчится! И поэтому я не могу ждать, пока меня кто-то опередит, — уже смеясь, заявил Юрий.

«Что-то никто пока на край света за мной мчаться не собирался! Какая досада!» — подумала Надежда, но вслух об этом не сказала.

— У меня просто слов нет! — воскликнула она.

— Надюша, ну не сердись! Я же шучу!.. Но в этой шутке есть большая доля правды!

— Если и есть доля правды, то очень маленькая! Микроскопическая!

— Не сердись, Солнышко! Просто я тебя очень люблю, — сказал он, обнимая ее. — Не сердишься?

— Не сержусь. Но ты не прав!

— Ну ладно, пусть я не прав. Так ты выйдешь за меня замуж?

— А ты за мной на край света помчишься? — вдруг спросила она.

— Так ведь примчался уже! — ответил он.

— Ну, какой же это край света? Стамбул! Столица трех империй! Край света — это там, где холодно и куда не ездят поезда… и самолеты не летают. И я туда не хочу! — засмеялась она.

— Но ты ведь за своей студенткой и в холодные края бы помчалась?

— А что делать? В этом случае пришлось бы!

— Ну а я бы — за тобой, — слова его звучали более чем убедительно.

Она внимательно посмотрела в его глаза и увидела в них столько нежности и любви, что голова едва не закружилась.

— И что ты там… обнаружила? — спросил он, улыбаясь.

— Не скажу, — ответила она, уткнувшись в его плечо.

— Все, что увидела, — твое, — тихо проговорил он. — И весь я… твой… А ты — моя?