Марина Серова - Вечный двигатель смерти

– Если соберешь этот клубок, – сказал Кирьянов. – И я на связи, если помнишь. Чем могу. Как всегда. Пошел я, Тань. Башка трещит ужасно.

Моя головная боль тоже никуда не делась. Взглянула я на Ленкин суп, махнула рукой и легла спать.

Юлия Ветрова сразу ответила на мой звонок. И без лишних вопросов согласилась поговорить. Договорились встретиться у нее дома.

Юлия оказалась невысокой полненькой женщиной. В доме вкусно пахло карамелью. Оказалось, что Юля недавно вынула из духовки бисквит.

– Я это для Вики делаю, – объяснила она, когда мы расположились в комнате. – В больницу отвезу. Егор сказал, что она дома вряд ли скоро появится.

– Вы от Горелова о смерти Елены узнали?

Юлия кивнула.

– Я не из тех, кто чуть что падает в обморок. Наоборот, собираюсь в кулак. Вот и вчера. Нет, не слушайте. Вру. Вчера я после этой новости в кулак собраться не смогла. Сидела и в одну точку смотрела. А потом подумала, что к Вике, получается, никто не придет. Мы с Еленой со школы дружим. У Вики же нет отца, бабушек или дедушек. Она меня знала как мамину подругу, называла по имени и на «ты». И я ее любила. Значит, я осталась у Вики одна.

Я увидела на стене фотопортрет, сделанный, очевидно, в какой-нибудь фотостудии. Фотомодели расположились в три «этажа». Сверху я увидела лицо смеющейся Вики. Здесь она была совсем подростком. Под ним находилось лицо Юлии, а внизу в объектив улыбалась та самая «француженка», изображение которой я обнаружила вчера в комнате Елены.

Юлия проследила за моим взглядом.

– Да, это мы, – едва слышно сказала она. – Десять лет назад или около того ездили к морю, набрели на фотоателье, заказали портрет на память, но мастер сделал только один экземпляр. Елена отдала его мне. А я и отказываться не стала. Мои любимые девчонки всегда будут со мной… Чайку?

– Нет, благодарю.

– А я выпью.

Она ушла на кухню. Я же подошла к портрету вплотную.

Вику я увидела уже взрослой девушкой, и только теперь можно было увидеть, как сильно они с Еленой похожи. Старшая же Соломко при жизни была нереальной красавицей.

Сколько ей на фото, интересно? Лет тридцать с небольшим? Наверняка не растратила свой шарм и в наши дни. Породистое лицо, темные глаза, слегка удлиненное лицо. Умело наложенный макияж, ничего лишнего. Все та же короткая стрижка с длинной челкой на каштановых волосах. И немного усталый взгляд. Впрочем, как и улыбка. Не вымученная, но напряженная.

Юлия вернулась с чашкой в руке. Мы устроились на диване.

– Документы смотреть будете? – спросила я.

– Не надо, – отмахнулась Юля. – Вы с Гореловым общались, этого достаточно.

– Он что-то рассказал о нашем разговоре?

Блин, вот же фигня какая. Просила же его не распространяться о нашей встрече. Очень просила, он же пообещал.

– Не все, – покачала головой Юля. – Просто объяснил, что вы частный сыщик, который заинтересовался случаем с Еленой. Добавил, что вам можно доверять. Поэтому я и решила вам помочь.

«Спасибо, Егор. Прошу прощения за недоверие», – подумала я.

– Да, Юля, помогите разобраться, пожалуйста, – воодушевилась я.

– Егор намекнул на то, что причиной смерти Елены мог стать не несчастный случай, – вкрадчивым тоном произнесла Юлия. – У меня в голове не укладывается…

«Нет, Горелов, все-таки вы трепло».

– Есть такие мысли, Юлия, – ушла я от конкретного ответа. – Кого-то обвинять вот так вот, бездоказательно я просто не имею права. Но в чем-то определенно нужно разобраться. Можно я попрошу пока не делать никаких выводов? Слова Горелова пока что просто слова. То, о чем думаю я, тоже ни на чем не базируется. Понимаете?

– Я понимаю, понимаю, – поспешно ответила Юлия. – Нельзя обвинять кого-то на ровном месте. Да и кого?

– Вот! Вот это правильная мысль, – улыбнулась я. – Начнем? Скажите, могли ли у Елены быть недоброжелатели?

Юлия задумалась.

– Недоброжелатели или враги? – переспросила она.

– Подойдут оба варианта.

– На нее мать давила. Но врагом назвать ее не могу.

– Мать тоже подойдет, – разрешила я.

– Но Анны Ильиничны уже нет в живых, и давно. Муж Елены оказался сволочью, но они давно разошлись. Это все, о ком я знаю. Ну, те, с которыми у Елены были напряженные отношения. Кажется, больше никого и не назову, кто бы с ней конфликтовал. Ее ученики вроде были адекватными, их родители тоже. Она никогда ни на кого не жаловалась. Но была закрытой книгой даже для меня, несмотря на долгие годы общения. И жизнь заставила ее закрыться еще больше.

Не знаю почему, но о Елене Соломко у меня сложилось точно такое же мнение. И произошло это еще до того, как я узнала о ее смерти, расспросила о ней Горелова и увидела ее фото на столике в спальне. Просто сначала я встретила ее дочь, Вику. И та так образно описала поступки матери, что портрет сам возник в моей голове.

– Значит, жизнь ее не баловала? – спросила я, надеясь на подробный рассказ.

Хотелось узнать о Елене Соломко как можно больше, потому что, скажем честно, Горелов делился со мной на чистых эмоциях. Интересно, с Юлией случится та же история?

– Она была замкнутой и немногословной, – ответила Юлия. – А появилась у нас в школе, когда ей было тринадцать или четырнадцать. Мы не сразу подружились, потому что она была москвичкой, пришла в школу в середине учебного года, и ее не приняли. Ей нужно было как-то выживать. Все в ней было не так, все не то. И одежда, и волосы, и манера общения. А еще она занималась акробатикой, а ведь это довольно редкий вид спорта для того времени. Вот такая была. Другая. Лучше, как нам казалось. Этим и бесила. Ну, а когда в классе узнали, что ее родители оба какие-то продвинутые, то все. Это было сродни приговору. Папа – кандидат наук, мама знает несколько языков. Голубая кровь какая-то. Елену не принимали и при каждом удобном случае напоминали ей, что она никогда не впишется в коллектив. Знаете, а ведь и я в той травле участвовала. Но она никогда и никому не отвечала. Молча уходила, даже если ей плевали в спину. В лицо-то боялись. Однажды кто-то выбросил ее портфель на проезжую часть, а там мокрый снег, грязища… Она пошла прямо на дорогу, никакие машины не остановились. Ее чуть автобус не переехал, а она портфель подняла и спокойно пошла домой. И в тот момент я как будто бы увидела нас всех со стороны. Себя, ее, остальных ребят. Какие мы твари малолетние. Тупое стадо. Стало жутко, потому что я тоже пинала ее, но чаще словесно. Тогда я решила, что с меня хватит. Подошла к ней на перемене и угостила булочкой. Очень боялась, что она просто уйдет, оставив меня с протянутой рукой. Но она не ушла. С тех пор мы вместе. Сколько же это лет прошло? Почти тридцать! С ума сойти…

Она уже и забыла про свой чай. И я не напомнила. Пусть соберется с мыслями. Судя по всему, она немало знает. Но Юля все качала и качала головой, о чем-то вспоминая, чему-то удивляясь в своих мыслях.