Татьяна Луганцева - Предупреждает не только Минздрав [litres]

Иван Демидович Головко внезапно ощутил острый приступ депрессии. Нет, возможно, она у него и раньше была, но в родном городе, в родном театре это не ощущалось сильно. Тем более он всегда знал, что может снять стресс водочкой или коньячком. Но с тех пор, как он нашёл свою коллегу мёртвой в гробу, что-то пошло не так. Сейчас вся труппа пребывала в какой-то эйфории от гастролей в большом красивом городе и ожидала чудес, а ведущий артист Головко совсем не разделял их позитива.

Именно здесь, в городе туманов и белых ночей, он начал всматриваться в своё лицо и понимать, что уже лет двадцать как не должен был играть героев-любовников, принцев и прочих молодых, с горячим сердцем людей. Живот, мешки под глазами, крашеные волосы – хорошо еще, что свои… Иван Демидович начал думать, что в своем театре это как-то прокатывало, потому что там и Снегурочка была «своя», то есть преклонного возраста, но здесь… да еще с этим наглым режиссёром-авангардистом… Головко стал бояться, что завалит спектакль, и все пострадают из-за него. Боялся позора, своей старости, насмешек… А самое главное – после трагического случая с Зинаидой Макаровной он боялся играть в этом спектакле. Но об этом Иван Демидович не признавался никому, даже самому близкому другу.

Панические атаки возникали каждый раз, когда во время действия Головко подходил к хрустальному гробу, чтобы поцеловать спящую красавицу. У него просто подгибались ноги и темнело в глазах. Конечно, Иван Демидович каждый раз переступал через себя и старался сделать всё, чтобы зрители не догадались о его состоянии, и ждал, когда этот страх его отпустит.

Но именно сегодня, в день генерального прогона, сидя в гримёрке, которая была выше всех похвал, Иван Демидович понял, что ему совсем поплохело. Уже приехал хлыщ – питерский режиссёр, смотрящий на них, словно они клопы или тараканы; уже надели свои камзолы и платья жители сказочного королевства, а Ивану Демидовичу нечем было дышать. Он то и дело трогал свой шёлковый галстук и пытался ослабить и так слабый узел.

На роль спящей красавицы после смерти Зинаиды Макаровны ввели статистку Аллу Дмитриеву, тоже не первой молодости актрису, которая уже очень давно играла второстепенных персонажей. Она столько часов простояла то в образе фрейлины, то в образе Жар-птицы, что знала все роли наизусть. Единственное, Дмитриева категорически отказывалась ложиться в гроб, считая это плохой приметой, тем более после смерти своей коллеги. Тогда и попросили помочь Яну, которая как человек смелый согласилась.

Иван Демидович выпил сто граммов коньяку и пошёл на сцену, обливаясь потом. Первое действие прошло как во сне. Случился, правда, небольшой казус, когда вновь испечённая принцесса повела себя неловко и поранила палец. При виде крови Иван Демидович испытал приступ тревоги, который проявился в спазме голоса, какой-то пелене в глазах и дрожи в руках.

«Мало я выпил… надо было побольше, завалю спектакль…» – подумал Иван Демидович, продолжая работать на автомате.

Настало время сцены прекрасного возрождения. Хрустальный гроб, в нем принцесса, и долгий монолог о том, что он тоскует и любит так, что готов умереть, так как нет жизни без любимой…

– Поцелую я тебя и попрошу такой же судьбы, что и тебе. Чтобы лечь рядом и умереть! Я всё готов разделить с тобой!

Иван Демидович наклонился над гробом и сложил губы в трубочку для номинального поцелуя. Внезапно пожилого артиста посетила шальная мысль: он с удовольствием бы поцеловал не свою коллегу Аллу Дмитриеву, а Яну Цветкову, которую знал еще совсем юной. Но перед глазами Ивана Демидовича возникло перепуганное лицо седого мужика в очках, с чёрной щетиной.

«Все-таки я сошел с ума», – успел подумать принц, прежде чем задал вопрос своему видению:

– Вы кто?!

– А вы кто? – задал ему встречный вопрос мужик, который тоже был не в восторге от того, что его хотели только что поцеловать.

– Как кто? – не оценил вопроса Иван Демидович. – Принц…

– Ну а я, судя по всему, принцесса, – ответил мужик, нервно моргая.

Голову заслуженного артиста пронзила острая боль.

– Идёт прогон! Ты кто?! – повторил он.

В зале повисла пауза: все ждали волшебного поцелуя, а его всё не было.

– Я – Яков Валентинович, – представился лежащий в гробу.

– Где принцесса?! – прошипел ошалевший Иван Демидович, которому имя и отчество мужчины ни о чем не говорили.

– Я не знаю. Меня попросили полежать здесь, понажимать кнопки… Господи, я так и знал, что всё закончится плохо, – вздохнул Яков Валентинович. – Я не профессионал.

Взгляд Ивана Демидовича упал на весьма початую бутылку коньяка.

– Мне надо… – вцепился он в бутылку и сделал большой глоток.

– Иван, ты что?! – закричали ему из-за кулис. – Целуй! Что происходит?

– Где Алла? – вопросом на вопрос ответил Иван Демидович.

– А там кто?! – зашипели в ответ.

– Мужик какой-то… Где принцесса?! – спросил Головко, не выпускающий бутылку из рук. – Вы издеваетесь?

– Мне сказали, что я просто тут тихонько полежу, а потом меня сменит женщина, – испуганно оправдывался Яков Валентинович.

Все артисты столпились у гроба.

Из зала к ним поднялся и режиссёр Наум Кульбак.

– Что у вас происходит? Ого! Какая находка! Мужчина с коньяком. Да и принц, я смотрю, уже готов… Но у нас возрастное ограничение шесть плюс.

В эту минуту красная, как спелый томат, в свет софитов вышла Клавдия Ильинична Колобкова.

– Извините, это я его провела. Он сказал, что от Яны Цветковой. Она должна была подстраховать, но заболела и прислала вместо себя человека. А что делать? Никто бы и не узнал, что он там, он всё правильно сделал. Виновата Аллочка! Где она?! Почему вовремя не поменялась с этим мужчиной местами?

При упоминании имени Яны Цветковой бровки Наума Тихоновича поползли вверх, а глаза загорелись.

– Яна? Это уже интересно! Жаль, что ее нет. Я бы вам всё на свете простил, если бы здесь была Яна, – вздохнул режиссёр. – Но как я могу вам доверять, если у вас актриса не пришла? А если она и на спектакль не явится? Это же кульминационный момент! Где спящая красавица?

– Мы ее найдём!

– Сейчас выясним, что случилось.

– Извините, этого не повторится.

Артисты и работники театра засуетились.

А через несколько минут раздался душераздирающий крик о помощи. Тело Аллочки Дмитриевой без признаков жизни было обнаружено в гримёрке.

Единственный медик в их компании, Яков Валентинович осмотрел погибшую.

– Ее уже не реанимировать, – констатировал патологоанатом. – Смерть наступила минут тридцать назад. Скорее всего, сердечный приступ.

– Опять?! – ахнул Головко.

– Что значит «опять»? – не понял Наум Тихонович.