Дарья Донцова - Золотая середина ослика Иа

– Пропали, и никто их не искал, – уточнил Иван Никифорович, – потому что никто ими не интересовался.

– Валерий специально подбирал таких, значит, он их знал, – сообразила я.

– У нас возникла та же мысль, – согласился Иван Никифорович, – но нет никаких тому доказательств. Наш тогдашний психолог долго объяснял, что серийные убийцы разные, этот, значит, вот такой! И еще одна странность: почему немолодые дамы ехали с ним в деревню?

– Валерий красавчик, – поморщился Димон, – а секс, он и в сто лет секс. У меня другой вопрос! Почему жертвы так похожи?

– Может, он их переодевал! – воскликнула я. – Прически делал, накладывал макияж, фотографировал. Как полагаете, он всем этим мог заниматься до или после того, как бедняги умерли?

– До, – буркнул Иван, – потом они оказывались в таком виде, что лучше не смотреть. Кругликов садист! Просто садист. Дима, ты забыл, что сексуальной составляющей в деле нет!

– То, что у женщин не было семьи, родственников, не удивляет, – пробормотала я, – на свете намного больше одиноких людей, чем мы полагаем. Но отсутствие знакомых, коллег по работе странно.

– Мы тогда решили, что они все пенсионерки, – пояснил Иван, – одни по возрасту, другие, вероятно, по здоровью.

Я встала и начала ходить по комнате.

– Странно, одна жертва живет на пенсию, вторая. Но чтобы все! Из-за полного отсутствия тех, кто мог беспокоиться об исчезновении женщин, их и не искали. Валерий отлично продумал, кого убивать. Где вы взяли эти фото?

– В землянке, в шкафу. Они находились в альбоме. Ни подписей под снимками, ни дат, ни отпечатков. Они случайно остались в моем столе. Просто фото, – объяснил Иван. – Есть мысли по поводу женщин?

– Ни одной, – призналась я, – давайте теперь поговорим о Заикине. Что о нем известно?

– Петр Павлович, – начал Димон, – родился в семье учителей, Павла Николаевича и Людмилы Сергеевны Заикиных, они преподавали в школах рабочей молодежи, которые после перестройки переименовали в экстернат. Знаешь, что это такое?

Я кивнула.

– В советские годы там обучались люди, которые по разным причинам не смогли закончить школу, ушли из нее лет в четырнадцать, а потом решили получить аттестат об окончании десятилетки. Занятия в таких образовательных учреждениях шли по вечерам три-четыре раза в неделю. Еще туда отдавали учеников, которые собирались поступать в серьезный вуз, например физтех. Ну зачем им география и биология? Ребятам нанимали репетиторов по нужным предметам, и два последних класса они занимались только тем, что им понадобится на вступительных экзаменах. Экстернат они вообще не посещали, их просто отмечали на уроках, ставили оценки, а потом выдавали аттестат со сплошными пятерками, которые разбавляли три четверки. За таких «учеников» родители вручали начальству экстерната конвертик. Учителя в таком месте постоянно менялись, они там работали не постоянно, а вот директор плотно сидел в кресле.

– Родители Пети преподавали в такой школе, – повторил Коробок, – но они работали на одном месте до своей смерти, которая случилась, когда Пете исполнилось пятнадцать. Тань, ты же тоже у нас педагог-репетитор. Подтягиваешь балбесов по русскому языку и литературе.

– Все наши соседи и дальние знакомые абсолютно в этом уверены, – засмеялась я, – близких друзей у меня очень мало, и все они сотрудники бригад. Только не говори, что отец Петра тоже из наших.

– Не! Из другой конторы, – улыбнулся Коробков, – мы это узнали сегодня. У Ивана родилась гениальная мысль. Он мозг.

– Прямо скажем, мозг этот – просто тормоз, – вздохнул мой муж. – Отчего мне раньше не пришел в голову вопрос: если у Петра нет родни, то он в пятнадцать лет остался сиротой…

– Его не отправили в детдом? – перебила его я.

– Нет, это меня не удивило, – возразил Иван, – Петр в четырнадцать лет ушел из школы. А если парень занимается в техникуме или училище, как Петр, то его попечителем становится учебное заведение, и сирота может жить дома. Я уже говорил, что мы с ним с первого курса знакомы, но после получения диплома не встречались. Увиделись, когда он пришел наниматься в бригаду. Я его взял и вот тут совершил ошибку. По студенческим временам помнил, что его родители умерли, когда Петя в училище занимался. Велел Димону его проверить, сказал: «В ранней биографии ничего предосудительного не найдешь, я с Заикиным вместе в институте учился, он уже тогда был сиротой. Прошерсти внимательно, чем парень занимался, получив диплом».

– Я легко выяснил, что Петя без проблем в милиции работал, – подхватил Димон. – Всегда позитивный, готовый заниматься делом. Не пил, не стонал по поводу ненормированного трудового дня. Надо ночь пахать? Нет проблем. В Новый год дежурить? Да пожалуйста. Женат, у него маленькая дочь. Родители давно умерли. Ничего криминального. Братьев, сестер у Петра не было, он опытный следователь, вдумчивый, честный, характеристики прекрасные. Я его отца и мать дотошно не проверял. Да и зачем?

– Из МВД он решил уйти по понятным причинам, – дополнил Иван, – зарплата маленькая, работы через край, да еще время настало беспредельное, честному человеку в милиции было тяжело. Старых опытных людей повыгоняли, потому что они новым не разрешали за взятки дела рушить. На службу пришли людишки с уголовным прошлым. Таких в советские годы на десять километров никто бы к районному отделению не подпустил. Честных ребят просто выживали, вынуждали увольняться. Если они отказывались, то могли сесть по статье, им подбрасывали наркоту. Ну почему Петра не взять? Когда Заикин пропал и семья его исчезла, никто мне звонить не стал, что лишний раз подтвердило: никакой, кроме жены-дочери, родни у Петра нет. А сейчас Дима… Пусть сам рассказывает.

Коробков быстро дожевал очередной бутерброд.

– Я решил просмотреть дела, которые Петр вел до того, как Кругликовым заниматься начал. Ну вдруг что выплывет? И наткнулся на его беседу с Геннадием Симаковым. Это свидетель, нормальный мужик. В разговоре прозвучало… сейчас… вот! Читаю: «Заикин: Если я правильно вас понял, плохие отношения у Филимоновой с Рогиным сложились еще во времена студенчества? Симаков: Нет. Нас всех родители после окончания девятого класса определили в медучилище имени Котакова. Отстойник. Заикин: Почему вы так называете учебное заведение? Симаков: Да потому что там директриса очень конвертики любила. Принимала к себе весь сброд. Честно скажу, от меня школа рада была избавиться. Тройки мне натянули, чтобы я только ушел. Мы с Филимоновой и Рогиным еще те перцы были. Хулиганье. Вот нас и пристроили в училище, где таких приголубливали. Да там ни одного нормального ученика не было, все сплошь уроды. Только я потом за ум взялся, диплом получил, в больницу санитаром пошел. В клинике у меня сознание перевернулось».