Дарья Калинина - Луч света в темной коммуналке

Сплю и вижу!

– Посмотрим, – уклончиво ответил Дима, чтобы не обижать отца.

А для убедительности еще и соврал:

– Так-то я хочу поехать. Как же, дядя Петя… Прекрасный был человек.

– Он вел сильно аморальный образ жизни. Нигде не работал. Любил выпить. Женат не был. Детей не имел. Вроде как ты сейчас. И еще он дважды сидел! Третий раз его просто не успели посадить, он раньше помер.

– Ну…

Дима даже не знал, что и сказать. Особенно обидным ему показалось сравнение отца с этим дядей Петей. Сам Дима в тюрьму не собирался.

– Помню, как дядя Петя в детстве катал меня на спине, – примирительно произнес он. – Несмотря на все его недостатки, о которых ты говоришь, веселый он был человек. Мы с ним играли в лошадку.

– Это был дядя Коля! – возмутился отец. – Вот он действительно прекрасный человек. И веселый. И дети его обожают. Их у него, к твоему сведению, трое. И от них уже семеро внуков. Но к счастью для нас всех, дядя Коля живехонек и здоровехонек. А дядю Петю ты, мне кажется, ни разу даже и не видел. А теперь уж и не увидишь.

– Тогда я, наверное, на сорок дней не поеду.

– И правильно, – неожиданно одобрил его решение отец. – Раньше ты его не видел, чего уж теперь начинать.

Разговор показался Диме каким-то непонятным. Он смутно чувствовал, что родители им недовольны. Им не нравился тот образ жизни, который выбрал для себя Дима. И не случайно они пугали его судьбой неведомого дяди Пети, который и жил один, и умер один.

И Дима решил уточнить:

– А отчего он умер?

– С подельниками чего-то не поделили.

– Деньги, наверное, зажилил, – подала голос бабушка. – Хоть про мертвых плохо и не говорят, только Петя всегда с гнильцой малость был. Помню, испечет мать наша в деревне пирогов с малиной или с черникой, Петька первым прибежит, все серединки съест, а нам одни корки оставит. Все о своей персоне пекся. Как бы пожирней да повкусней кусок себе в брюхо затолкать. За это его и зарезали.

– Так его убили?

– О чем я тебе и толкую. Будешь такую жизнь вести… Ох, не приведи господи!

И бабушка ушла на кухню, сокрушаться о неустроенной судьбе внука.

Дима же спросил у отца:

– А дядя Петя – он нашей бабушке кто?

– Брат он ее родной.

– Трое их было! – снова подала голос бабушка. – Петя, Коля и еще Дима был. Тебя в его честь и назвали. Я его почти и не помню. Дима самый старший из нас четверых был, разница между ним и нами погодками почти двадцать лет была. И потому сразу после окончания школы его на фронт забрали. Где-то под Выборгом на линиях финского генерала Маннергейма голову Димочка наш и сложил.

Про этого героического брата бабушки Дима довольно часто слышал еще в детстве. И дядю Колю тоже помнил. А вот с дядей Петей даже знаком не был. И фотографии его не видел. Наверное, бабушка стеснялась такого непутевого своего брата. Но опять же, дядей-то он приходился отцу Димы. А самому Диме он приходился…

– Значит, дядя Петя на самом деле мой дедушка?

– Двоюродный твой дед.

– Так что же вы молчали!

– О чем?

– Я вчера вас спрашивал, нету ли у меня еще одного дедушки? Вы мне почему про этого дядю – деда Петю ничего не сказали?

– Так ты же вроде бы с длинной бородой и блестящей лысиной спрашивал. А у Пети бороды не было. И шевелюру он даже в старости отменную сохранил.

Будто бы трудно отрастить бороду и побрить череп! Диму даже досада на родственников взяла. Надо же быть такими недалекими!

– И потом ты про живого спрашивал, а Петя уже вроде как помер.

– Вроде как или точно помер?

– Ну, раз его похоронили, значит, помер. Или как?

– А кто его хоронил?

Этого отец не знал.

– Нам одна женщина позвонила, – принялся объяснять он. – Представилась Сильвой, сказала, что жила с Петром, но что его убили. Мы сначала подумали, что она хочет денег на похороны, но она, к удивлению, от материальной помощи отказалась. Сказала, что все уже оплачено. А вот если мы захотим приехать на сорок дней, то она приглашает нас к себе.

– А фотография этого дяди Пети у бабушки есть?

– Разве что детские. Потом-то брат по кривой дорожке пошел. Бабушка с ним рядом и стоять не хотела, не то чтобы фотографироваться.

– Значит, как он сейчас выглядит, вы не знаете?

– Видел я его на каком-то семейном сборище. Лет двадцать назад это было. Без бороды и с прической дядя Петя был.

Так то двадцать лет назад было. За двадцать лет и борода могла отрасти, и волосы выпасть. И Диме очень захотелось поподробнее узнать о последних днях жизни деда Пети. Раздобыть телефон Сильвы не составило труда. Бабушка, обрадованная тем, что у внука наконец-то проснулись родственные чувства, пусть и в отношении не самого благонадежного члена их семейства, тут же и без лишних проволочек продиктовала координаты Сильвы.

– Будешь звонить, скажи ей, что мы собираемся приехать.

– Конечно, – пообещал Дима. – Обязательно. А кто-нибудь из нашей родни был на похоронах дяди Пети?

Как он и думал, никто там не был. И единственные сведения о судьбе дяди Пети исходили от некоей Сильвы, с которой также никто из родственников не был знаком. То есть какая-то совершенно незнакомая женщина позвонила бабушке Димы, представилась сожительницей ее брата, сообщила о его смерти и пригласила на сороковины. И, собственно, это все.

– С таким же успехом эта Сильва могла быть кем угодно, а вовсе не подругой дяди Пети. А может, ее вовсе и не Сильва зовут.

И все же Дима позвонил Сильве. Та ответила. А поняв, кто звонит, очень обрадовалась, хотя и попеняла Диме на черствость и холодность в отношении деда Пети.

– Мне было так горько, когда на похоронах Пети была лишь я одна. Простите, но это просто некрасиво, что никто из вас даже в такой день не соизволил явиться.

– Да мы же не знали!

– Что? Никто?

– Никто.

– Ну, тогда простите уже вы меня, что не сообщила вам раньше. Но я нашла номер вашей бабушки лишь после того, как стала разбирать вещи Пети. Была уверена, что вы как-то держите с ним связь, через общих друзей, знакомых или соседей. У меня-то Петя жил всего лишь последние полгода, а до этого в его жизни было много других людей. Думала, кто-нибудь из них и сообщит вам о трагедии.

Дальше Сильва пустилась в рассказы о том, как они встретились и полюбили друг друга. Сказала, что под ее влиянием Петя окончательно завязал со своим прошлым.

– Вот только прошлое не желало завязывать с ним. Я сразу поняла, что приезд этого человека не к добру будет. Вроде бы при деньгах, а в глазах тоска, как у последнего бездомного пса. Выглядел потешно, борода как у гнома, лысина розовая, а меня в его присутствии начинал колотить холодный озноб. Сказал, что он старый друг Пети. Но я что-то не заметила, чтобы Петя ему обрадовался. Скорее уж наоборот.