Дарья Калинина - Кошмар на улице дачной [litres]

– Вот и у нас по документам он среди умерших уже три года как числился. Мы потому его и не подозревали все это время. Ни в убийстве Иннокентия – мужа вашей Риты. Ни в убийстве Валентины – сестры Риты. Хотя Мурашов самый реальный подозреваемый был бы на эту роль. Психопат законченный. Больной на всю голову. Сестры его даже в смерти своих родителей подозревали. И в убийстве бабушки, кстати говоря, тоже. Ну, он и помимо этих убийств еще много где засветился. Пока его изловили, пятерых убил. И это лишь те смерти, причастность к которым Мурашова удалось доказать. Сам Мурашов в глухом отказе был от всего. Врачи его обследовали, нашли у него мощнейшее раздвоение личности, которая существовала в нем как бы отдельно одна от другой. Так что действительно ли настоящий Мурашов не помнил, что с ним случалось, когда вторая личность наружу выпирала, или мастерски притворялся, но врачи свой диагноз ему вынесли. Лечиться и наблюдаться принудительно. Поэтому он даже не в колонии находился, а в психиатрической клинике. Ну, а там контроль все же мягче. Когда мы первую смерть в семье вашей Риты случившуюся расследовали, сестры сами нам сказали: был бы жив брат, на него бы в первую очередь они и подумали. Но брат мертв, так им сказали. Мы проверили поступившую от сестер информацию, обратились к врачам, те подтвердили, что скончался гражданин Мурашов около года назад. Я еще тогда подумал, как странно, Мурашов умер, а у нас в поселке череда смертей началась. Первое убийство у нас случилось буквально на другой день, как сам Мурашов умер. То есть теперь я понимаю, что не умер он, а сбежал. Вполне возможно, что он ту первую жертву – девушку легкого поведения – и убил. Как раз в лесу это случилось, где две другие свои жертвы он подстерег. Нравилось ему там в этом лесу, что ли?

– Но как же так? Как могло такое случиться? Что они там в этой своей клинике совсем за пациентами не следят?

– Сейчас попытаюсь объяснить. Смерть гражданина Мурашова якобы наступила от тяжелых травм, которые больной нанес себе сам. Вина врачей была в том, что они перестали проверять, принимает ли их пациент все выписанные ему препараты. А он их не принимал, состояние у него ухудшилось, начал о стены биться. Находился в изоляторе, утром нашли его уже мертвым с жутко обезображенным лицом. Кровавое месиво было вместо лица. Ну, мы тогда решили, умер человек и умер. Каким бы злодеем ни был, с того света живым вредить не сможет. Тем более что в тот раз отпечатков пальцев гражданина Мурашова на месте преступления обнаружено нами не было…

– Почему? Плохо искали?

– Искали хорошо, – нахмурился следователь. – Но не все от нас одних зависит. В этом году у нас в отделе экспертизы новое оборудование появилось, куда чутче старого работает. Оно практически с любой поверхности отпечатки пальцев считает. А отпечатки пальцев, они врать не могут. Жив Мурашов. Как-то ухитрился выжить и от врачей удрать. И ходит, гад, и гадит.

Генка от отчаяния чуть не рвал на себе волосы.

– Выходит, этот урод убил мою Валюшу?

– Такую вероятность я бы оценил очень высоко.

– Но как же Ритуся его не узнала? Он же рядом с ней ошивался! Как она не поняла, откуда опасность может исходить?

– Вряд ли он ей на глаза показывался до поры до времени. И потом такие больные люди порой обладают изворотливостью и хитростью, которые для нормальных людей просто недоступны. Мурашов мог вертеться возле сестер, но на глаза им не показывался до тех пор, пока не было слишком поздно.

– Но почему он так на них взъелся?

– Дело тут, я думаю, в какой-то застарелой обиде на семью, которая его приняла как родного.

– В смысле как родного? Он им что, не родной?

– Ну а вас не удивляет, что у гражданина Мурашова другая фамилия? Да ладно фамилия, у него и отчество не совпадает с отчествами сестер.

– Верно, верно, – пробормотал Генка. – Валюша у меня Петровной была. Ритуся, стало быть, тоже. А Мурашов по отчеству Владимирович? Он от другого отца?

– И от отца, и от матери.

– Они его в детском доме взяли?

– Видимо, семья Мурашовых была дружна с семьей сестер. Потому что родители Риты усыновили Мурашова почти сразу после смерти его собственных родителей.

– Те тоже погибли?

– Погибли.

– И как? Можно узнать?

– Взрыв бытового газа.

– Это Мурашов их убил!

– Возможно. Это не доказано, но очень возможно. Самому Мурашову на тот момент было десять лет. Конечно, никто бы не заподозрил такого маленького ребенка в желании причинить своим родителям боль или тем более погубить их.

– Вспомнил я, что мне Валюшка рассказывала. Бабушка к одному священнику ходила, к своему духовному отцу, он и посоветовал сироту в дом взять. Рита с Валюшей еще не родились. Бабушка очень переживала, что дочка у нее бездетной ходит. Решили, что усыновят этого мальчика. И усыновили. Уже через несколько лет сестры-погодки родились. Но этого Мурашова родители все равно до совершеннолетия довели, специальность ему дали, выучиться помогли.

– А когда стали не нужны, то погибли. И бабушка, которая подозревала неладное и не поверила в самоубийство своей дочери и зятя, тоже погибла.

– Видимо, Мурашов сделал выводы из смерти собственных родителей. Тогда он едва не очутился в детском доме, только чудо спасло его от приюта. Вот он и решил, мол, буду терпеть эту семейку, покуда не стану взрослым и самостоятельным. А уж тогда отплачу им за все обиды. Всем вместе и каждому по одиночке.

Следователь удивился:

– Откуда знаете, что именно он думал?

– Догадываюсь. Мурашов злобный урод, битком набитый всевозможными комплексами и фобиями, у таких всегда все вокруг виноваты в том, что они такие, какие есть. Всех винят, а в первую очередь своих близких.

Следователь покачал головой:

– Удивительно, но вы угадали совершенно точно. Наблюдавшие Мурашова врачи сказали мне, что он буквально помешан на идее отплатить своим близким за некие обиды, причиненные ему в детстве. Вымышленные это обиды или реальные, сказать трудно. Скорей всего, детство у паренька и впрямь было не самое счастливое. Приемыш в чужой семье, где после его появления родились две собственные девочки, наверняка папины и мамины любимицы и красавицы. А он… Он был чужаком, когда-то взятым в семью за неимением собственных детей. Теперь нужда в нем у приемных родителей отпала, они терпели его, но вряд ли любили сильней, чем родных своих дочек. Что касается бабушки, то она и вовсе настаивала на том, чтобы сдать мальчишку в приют. И, наверное, парень чувствовал эту неприязнь. Но, с другой стороны, что сам он сделал для того, чтобы оно изменилось? Ни-че-го! Хотя опять же, сам он может думать иначе.

– Так надо его изловить и выяснить у него самого причины и мотивы, заставившие его так поступить.