Петр Ингвин - Ольф. Книга вторая

Главная мужская радость — дарить радость женщине. И я дарил. И ее принимали. Тоненькая смугляночка светилась счастьем, мне на плечо то и дело клонилась ее головка, лепет становился все тише. Наконец, мы пошли в тишине. Хотя, какая, к черту, тишина в центре Москвы?

Челеста вдруг встрепенулась:

— Ольф, о урдженца ди фарло…*

*( Мне срочно нужно сделать это…)

Ее бросило к бетонному парапету, она перегнулась…

Прохожие недовольно качали головами либо делали вид, что не видят. Я уныло стоял рядом. Челесту рвало.

Поднесенная к носу бутыль, которую подружка в одиночку уговорила почти на две трети, все расставила по местам. «Лучшее из домашнего», «Не вино, а сказка». Это оказался коньяк. Хороший домашний коньяк. «Попробуешь, потом еще придешь…»

Не приду. Даже в желании удружить предупреждать надо, иначе вот такое случиться может. И на работу туда больше не приду, иначе живым уже не выйду. Пусть те люди, что хотели со мной о чем-то поговорить, строят планы без моего участия.

Визитка «за хозяина» отправилась в речные воды.

Что-то Челеста долго телится.

— У тебя все в порядке?

У нее все было в порядке. Тело висело на парапете, руки и ноги безвольно болтались. Она спала.

— Горе ты мое. А ну, поднимайся. Пойдем!

Слова были бесполезны. Подействовали только пара хлестких пощечин, и то не до конца. Поднятый организм отказывался держаться вертикально, нужно было поддерживать, а иногда подхватывать полностью. Неподалеку сверкала рекламой международная сеть бесплатных туалетов, прикрывавшаяся продажей гамбургеров. Втолкнуть подружку в дверь с женским значком я не рискнул: вдруг заснет или, того хуже, начнет буянить?

Пришлось вторгнуться в отделение для мужчин.

— Простите…

Затолкав кучерявую головку под кран умывальника, я включил ледяную воду. Мужики, которые в это время использовали расположенные по соседству писсуары, понятливо кивали: дескать, молодо-зелено, пить не умеют, а берутся.

— Нон токками! Змэттила!*

*( Не трогай меня! Прекрати! )

Едва подопечный организм стал оказывать сопротивление, я потащил его обратно.

— Теперь твое дело дойти. Мы умотали далеко, до корабля несколько километров. Главное, продержись!

Не продержалась. Последние метры я нес девушку, затем пришлось ждать, пока исчезнут любопытные и сердобольные прохожие. И вообще любые прохожие в пределах видимости, кто мог бы обратить внимание на наглый переход встречной парочки в другое измерение (или как бы они там это назвали) и поднять ненужный шум.

Наверное, корабль смог бы привести Челесту в порядок. Едва люк за нами затянулся, я уложил бедовое создание на кровать и задумчиво потеребил медальон. Потеребил-потеребил, да оттеребил в сторону, от греха подальше. Не тот случай.

— Но… Перке…* — пробормотала Челеста. — Бэво сопра ун долорэ… Анкора уна вольта… Мольти вэ нэ анно ке ворэбберо….

*( Нет… Почему… Утопить горе в вине… Еще раз… Многие хотели бы…. )

Теперь она ворочалась, будто ее кололи со всех сторон. Платье, которым так дорожила, собралось на талии. Я было отвернулся… А с какой стати? Если девушка надевает такое, то понимает, что в определенных условиях все окажется на виду. И если затем сама допускает эти условия…

Даже пот прошиб от сделанного вывода. Если догадка верна, то случившееся — прямой намек?

Стоп, и полный задний ход. Нужно ли искать скрытый смысл там, где все объясняется простой глупостью? Непредусмотрительность — синоним юности. Сам таким был.

Кхм, а ведь и остаюсь таким. Еще бы, такое творю, что ни в сказке сказать, ни…

Это даже не глупость, это мальчишеская борзота по отношению к мирозданию. А с другой стороны — чего оно, мироздание, от меня хочет? Чтобы покорно отдал корабль тем, кто распорядится им с большей отдачей для человечества? А где гарантии, что произойдет именно так, а не иначе, и что какой-нибудь слабодушный винтик системы не решит, что лично ему эта штука нужнее? И кто сказал, что хозяевам летающей тарелки захочется расхлебывать кашу, которая заварится, когда к делу подключатся силы на уровне государств? Может, эти истинные хозяева терпят меня, как я терпел бы не сильно доставучее насекомое — прихлопнуть можно всегда, просто лень. Ведь не жужжит над ухом и в суп не лезет…

То есть, когда начну делать что-то не то, меня прихлопнут. У этого вызывающего дрожь вывода есть приятное следствие: выходит, что сейчас я делаю все как надо.

Но другой вывод — что я насекомое, которое временно терпят — нисколько не радовал.

Ох, чего только в голову не лезет, когда ты не один, но одинок.

Стало больно смотреть на смятую красную тряпочку. За разглядывание не побьют, а за милую сердцу вещь — легко. Если не в прямом смысле, то в переносном — обидевшись насмерть. Да и вид у платья после того, как владелица пообнималась с парапетом, прямо скажем, — не блеск.

— Прости, Челеста, надо.

Поддетое снизу пальцами платье короткими рывками поползло вверх. Приходилось переваливать девушку с боку на бок, иногда приподнимать. Она не просыпалась. Глаза уже видели напарницу обнаженной, но руки трогали впервые. Пульс взбесился. Еще не хватало потерять голову. Я сделал несколько вдохов-выдохов, переждал сердечную канонаду и продолжил дело. Платье снималось поэтапно и очень аккуратно — с такой осторожностью из бомбы запал вынимают. Бомб оказалось несколько, и через энный промежуток времени все оказались снаружи. Последними выскользнули плети рук, и красное счастье отправилось на полку. Неведомым способом там его вычистят и отутюжат, завтра будет не узнать.

С ощущением, будто в одиночку вагон разгрузил, я без сил рухнул около соседки. Естественно, лег лицом к ней — ну нельзя не смотреть, когда такая красота рядом. Мало того, сложно не прикоснуться.

Я осторожно погладил пальцами бок Челесты. Только что спавшая, она вдруг дернулась, глаза остались закрытыми, но гневно выплеснулось в тишину:

— Пер ки ми ай?! Че сотто квалькоза. Ке фай кви?..*

*( За кого ты меня принимаешь? Здесь что-то нечисто. Что ты делаешь здесь ?)

Кажется, ей что-то снится. А если снюсь я, то явно где-то в другом месте и не в нынешнем антураже.

Спящее чудо резко отвернулось, облив мне взор жидким азотом тыла. Меня пробрало до печенок, инстинкт всерьез вознамерился подраться с разумом. Разве можно заснуть в таких условиях?

Нужно. Будем считать овец, или кого там считают для засыпания. Раз, два, три… елочка гори. И вообще, гори все синим пламенем. Пламя, огонь, свет… Освещение, что ли, приглушить?

Раньше итальяночка не могла нормально спать без установления кромешной тьмы, а сейчас при свете дрыхла так, что разбудит только взрыв прямым попадаем осколка. И то не факт.