Дороти Кэннелл - Сплошной обман

А я знала свой: пора было возвращаться домой. Я почти ощущала вкус пудинга с патокой, приготовленного Ферджи. На следующий день я известила Энгуса, что увольняюсь, и он любезно ответил, что ему будет недоставать моего черепашьего печатания на машинке и тошнотворного кофе. Спустя неделю, при расставании, Энгус вручил мне серебряные дамские карманные часы, которые носил сам, и в ответ на мои возражения надул огромные щеки, откинул назад волосы и зашагал прочь, бормоча под нос: "Да это ерунда, всего лишь начало девятнадцатого века". С тех пор я с ним не встречалась. До поры до времени.

Три недели, проведенные в нашем старом доме, когда мы как заведенные паковали вещи, были одновременно счастливыми и грустными. Воспоминания обступали меня со всех сторон. В тот день, когда Женский хор собрался на свое последнее заседание, я и отправилась на экскурсию в Стратфорд с остановкой во Флаксби—Мид. Еще одна крохотная английская деревушка среди сотен других — много зелени, ряд крытых соломой домиков и рассадник преступности в прошлом. Правда, в этом селении еще имелась гончарня. Звалась она Монашеской гончарней.

И вот там–то все и решилось. Я не поеду с папой и Ферджи! Прежде чем навсегда перебраться в Девон, мне нужно совершить еще одно путешествие. Путешествие в прошлое. В свое прошлое.

"Вскрой старую могилу, и ты найдешь одних червей", — не раз предупреждала Ферджи, свирепо морща нос.

Когда я вышла из автобуса, доставившего меня обратно в Кингс—Рэнсом, начался дождь. Он лил несколько дней подряд, так что я потеряла счет. В голове моей занозой засела одна–единственная мысль: как бы половчее помириться с Гарри.

Сварливой стороне моей натуры доставляла удовольствие мысль, что Гарри, отвергнув меня, влачит жалкое и унылое существование. Но ему, в каком–то смысле, крупно повезло. Как Гарри сам написал мне в письме, год назад фортуна улыбнулась ему — весьма своевременно скончался дядюшка Виктор, скаредный старикашка девяноста двух лет от роду. Гарри смог бросить контору по продаже сеялок–веялок и купить участок земли для разведения лошадей. Страсть к лошадям была одной из немногих черт Гарри, которые отнюдь не приводили меня в восторг. Я люблю только тех зверушек, которых можно затащить с собой в постель.

Деревушка Уикерсли, где осел Гарри, находилась за тридевять земель — в шести милях от Кингс—Рэнсома. И по этой причине со времени моего приезда домой мы с ним ни разу не встретились, даже случайно. Вера не захотела переезжать вместе с Гарри, но и не осталась в прежнем доме. Она решила жить попеременно то в домике в Уэльсе, доставшемся от все того же дядюшки Виктора, то у своей сестры в Девоне неподалеку от того места, куда должен был переехать мой милый папа.

В тот день, когда я надумала–таки навестить Гарри, дома никого, кроме меня, не осталось. Папа с Ферджи укатили накануне в Девон, а до приезда нового священника оставался целый месяц.

Пришлось хорошенько поразмыслить, что надеть. Я уже поняла, что если хочу восстановить отношения с Гарри, то должна воззвать к памяти о той невинной золотой поре нашей дружбы, когда еще не подняла свою змеиную голову страсть. Но относительно того, найдется ли в моем гардеробе платонически–невинное платьице, были большие сомнения. Однако, как ни странно, одно обнаружилось — в самом дальнем углу шкафа. Черного цвета, траурное. Когда мне стукнуло тринадцать, была мода на длинные платья, и этого черного уродца я надевала, когда сопровождала отца на похоронах. Втиснувшись в платье, я соорудила на голове респектабельный пучок и для надежности воткнула в него с десяток шпилек. После чего почувствовала себя викторианской гувернанткой. Точнее, почувствовала бы, если бы удалось куда–нибудь девать свой бюст. К косметике я и прежде относилась с прохладцей, будучи убеждена, что это верная дорога к прыщам, так что над макияжем ломать голову не пришлось. Оставалось воткнуть в пучок еще пяток шпилек — и можно смело приступать к осуществлению плана.

Автобусная остановка находилась примерно в миле от дома Гарри, и остальной путь я проделала по живописной тропинке, почти незаметной под буйно разросшейся жимолостью. Когда я нырнула под зеленый полог, нависавший над узенькой дорожкой, в кустах кто–то угрожающе зашуршал. Я вздрогнула и остановилась, сердце забилось сильнее. Я осторожно скосила глаза и встретилась взглядом с лошадью. Просунув голову сквозь заросли, она с большим интересом наблюдала за мной.

Подавив испуганный вскрик, я прошептала:

— Хорошая ско… коняшка!

Лошади — верный ориентир. Должно быть, я уже у цели своего путешествия. Напоследок оглянувшись на лошадиную голову, я устремилась вперед и вскоре наткнулась на табличку с весьма милой надписью: "Частная собственность. Нарушители преследуются по закону".

Тропинка ныряла под табличку и вырывалась на простор. Я вылетела на зеленый луг, повсюду, куда ни глянь, паслись лошади всевозможных мастей. Дальше тропинка огибала луг и взбегала по склону холма, петляя меж раскидистых дубов.

Дом Гарри стоял на самой вершине. Когда–то это было жилище арендатора. Изысканная медная табличка на белой входной двери с угольно–черными петлями гласила: "Вход для торговцев. Остальным — со двора". Поскольку мой дружелюбный стук не нашел никакого отклика, я открыла дверь и решительно вошла. Вера и Гарри никогда не отличались пристрастием к глупым условностям, а я успела по дороге убедить себя, что старые времена могут вернуться.

Перешагнув порог, я позвала Гарри, но ответа не последовало. Дом был совсем маленьким, холл в нем отсутствовал, и я оказалась в довольно симпатичной гостиной. Большую часть комнаты занимали лестница и огромный камин, выступающий чуть ли не до середины, но гостиная не выглядела тесной, поскольку стены были выкрашены в белый цвет, а мебель из светлой сосны не казалась громоздкой. Несколько минут я бродила по комнате, рассеянно поглядывая в окна. Наверное, Гарри отправился к своим лошадям. Возможно, их пора кормить. Мысль о еде, пусть даже о мешке сена, вызвала у меня приступ зверского аппетита.

Дверь рядом с небольшим комодом, по моим предположениям, вела на кухню. Меня посетила гениальная мысль: если приготовить для Гарри обед, то это будет идеальным способом растопить лед между нами и вернуться к прежним безоблачным отношениям. Вот только незадача: по домоводству у меня были самые плохие оценки за всю историю нашей довольно старинной школы. Ладно, уж намазать–то хлеб маслом и вскрыть банку тушенки я в состоянии.

Дверь действительно вела на кухню, но мои грандиозные планы относительно тушенки рухнули. На кухонном столе рядом с бутылкой хереса и вазой, полной фруктов, красовался початый мясной пирог с восхитительной золотистой корочкой. Вот это да! Хорошая, однако, жизнь у землевладельцев. Должно быть, Гарри обзавелся приходящей домработницей, которая балует его деликатесами. Я наполнила чайник и двинулась к шкафчику за посудой, и тут мой взгляд наткнулся на две тарелки, скромно прятавшиеся за блюдом с пирогом. Я посмотрела на часы, подаренные Энгусом, которые лежали в маленьком кармашке на поясе — ну точь–в–точь как у настоящей гувернантки. Скорей бы уж появился Гарри!