Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

— Ладно, — продолжила я, — раз уж ты здесь, Рамзес, то займись чем-то полезным. Отправляйся к слугам мистера Фортрайта и размести их… где-нибудь. В любом месте, подходящем для временного пребывания… и, разумеется, на некотором расстоянии от…

— От твоей с папой палатки, — завершил Рамзес.

— Довольно. Боюсь, что вечером вам придётся трудновато, мистер Фортрайт. У нас нет никаких дополнительных палаток или раскладушек. Мы не ожидали гостей.

— Но, миссис Эмерсон, конечно же, я захватил с собой всё, что необходимо, — рассмеялся молодой человек. — Ведь вы не знали, когда я приеду, так что едва ли следовало ожидать, что заранее обеспечите мне место.

Его взгляд был таким же чистосердечным, как у Рамзеса. (И даже более того.)

— Не знала, когда вы приедете, — повторила я. — Совершенно верно. Нам есть о чём поговорить, мистер Фортрайт. Будьте любезны, следуйте за мной.

Ночные тени сгустились ещё до того, как Эмерсон объявил о завершении раскопок и освободил людей. Последние полчаса работы ознаменовались проклятиями и возгласами боли, ибо к тому времени стало действительно слишком темно, чтобы видеть, чем занимаешься. Эмерсон вышел за рамки обычного времени, стремясь доказать… Ну, каждый может сам себя спросить, что именно. Но это — путь мужского пола, а женщина обречена лишь грустно рассуждать о многообразии лучшей части человеческой расы.

Мы с мистером Фортрайтом сидели перед палаткой, наслаждаясь треском и сиянием маленького костерка, когда Эмерсон прошагал мимо нас, буркнул что-то в виде приветствия и исчез в палатке. Я предусмотрительно зажгла фонарь, чтобы мужу было удобнее; но он немедленно загасил его и продолжал свои манипуляции в полной темноте и относительной тишине. Только плеск воды и случайные ругательства выдавали чьё-то присутствие. Однако, когда он, наконец, появился, с чёрными кудрями, падавшими на лоб, и в чистой рубашке, обтягивавшей его мощные плечи, то явно пребывал в лучшем настроении, потому что мимоходом втихомолку погладил меня и достаточно явно кивнул мистеру Фортрайту. Наши вечерние омовения доставляли множество неприятностей, ибо каждую каплю воды приходилось извлекать из Нила, за милю отсюда, и фильтровать перед использованием, но я осознавала, что они были необходимостью, а не роскошью, и очищали дух так же, как и тело. Нет смысла упоминать о том, что идея принадлежала мне. Будучи предоставленным самому себе, Эмерсон не менял бы рубашки с начала недели до самого конца. Если бы только вообще носил рубашку.

— Мы ждали тебя, дорогой, — ласково сказала я. — Настало время вечерней трапезы. Нам следует поднять тост за мистера Фортрайта, успешно пережившего множество опасностей.

Эмерсон наполнил бокалы и передал их собравшимся, не обращая внимания на протянутую руку Рамзеса. Рамзес никогда не сдавался, надеясь, что Эмерсон по рассеянности включит его в вечерний ритуал — не столько из любви к виски, сколько как подтверждение зрелости и равного статуса с родителями.

— И какие же опасности пережил мистер Фортрайт? — саркастически спросил Эмерсон.

— Самые обычные при путешествиях в этой местности, — скромно ответил молодой человек. — Миссис Эмерсон убедила меня, что нападение во второй половине дня было одной из них. Возможно, совершённое недовольными последователями покойного и неоплакиваемого Махди.

— Здесь можно найти немало недовольных, — сказал Эмерсон. — И я среди них. Без сомнения, вы объяснили своё присутствие к удовлетворению миссис Эмерсон; она — мягкий человек с удивительной слабостью к романтическим молодым идиотам. Но вы найдёте, что меня труднее покорить, мистер Фортрайт.

— Не могу винить вас за раздражение, профессор, — сказал Фортрайт. — Как только я прибыл в Санам Абу Дом, то обнаружил, что версия мистера Баджа о моей миссии распространилась по всему лагерю. Донельзя скверно! Я не мог представить себе, что человек с такой репутацией способен на подобную злость. Но, возможно, его попросту ввели в заблуждение.

— Его не вводили в заблуждение, — проворчал Эмерсон.

— Ну, можете быть уверены, я сразу же расставил всё по своим местам. Даю вам слово, профессор: то ли сам Бадж, то ли его осведомитель совершенно неверно истолковали мои обмолвки и мотивы. Я не намерен убеждать вас рисковать жизнью ради безнадёжного дела. Но просто хотел быть на месте в случае… Вы говорили — помните? — что, если появятся любые дополнительные известия… — Объяснения, начатые так бойко, прервались молчанием. Затем мистер Фортрайт продолжал с обезоруживающей простотой: — Если существует какой-то риск, то я готов к нему. Вы ничего не слышали? Ничего не узнали?

— Нет, — ответил Эмерсон.

— Ясно, — вздохнул молодой человек. — Мой дед крайне ослабел. Единственное, что удерживает его среди живых — эта надежда.

— Мистер Фортрайт… — начала я.

— Прошу, миссис Эмерсон, окажите мне честь и называйте Реджинальдом — или Реджи, если вам это больше по вкусу. Именно так меня называют друзья, и я надеюсь, что могу вас причислить к ним.

— Безусловно, можете, — тепло откликнулась я. — Эмерсон, Реджи претерпел колоссальные неудобства, если не сказать опасности, с целью либо решить эту загадку, либо убедиться, что это безнадёжно. И всё — ради своего бедного старого деда. Доказательство смерти его сына должно быть чрезвычайно болезненным для лорда Блэктауэра, но всё-таки менее болезненно, нежели изматывающая неуверенность, причиняющая ему страдания. Если надежда не может осуществиться, то мучения растут…

— Да, да, — прервал Эмерсон. — Так как же вы намерены решать эту загадку, мистер Фортрайт?

Тьма полностью сгустилась. Высокий небесный свод покрылся яркой сетью звёзд, а на западе серебристое свечение озаряло рваный гребень холмов. Пейзаж освещался бледным светом медленно восходящей луны. От костра, на котором готовили еду, доносились резкие звуки песни.

— Как прекрасно, — мягко сказал Реджи. — Чтобы пережить один лишь подобный миг, стоило подвергнуться всем испытаниям путешествия. Путешествия расширяют кругозор, как говорится; и мой, безусловно, расширился. Теперь я понимаю, что влекло дядю в эти дикие, но волшебные места.

— Хм, — фыркнул Эмерсон. — Конечно — если сидишь в вечерней прохладе с бокалом виски в руке, пока слуга готовит ужин. Вы бы отнюдь не считали здешние края волшебными, если бы заблудились в пустыне без крошки еды, и солнце поджаривало бы вас, будто курицу на вертеле, а язык пересох бы, как грубая кожа. Вы не ответили на мой вопрос, мистер Фортрайт.

— О… — начал молодой человек. — Прошу прощения, профессор. Мне говорили, что из районов, которые удерживаются дервишами, ежедневно прибывают беженцы. Офицеры разведки, занимающиеся ими, обещали мне, что будут спрашивать о пленных, находящихся в труднодоступных местах.