Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

— Местность действительно кажется тщательно обысканной, — согласился Реджи, бросая пренебрежительный взгляд на обрушившиеся груды камня, которые когда-то были пирамидой. — Как долго вы останетесь здесь, если ничего ценного не появится?

— Вы всё ещё не поняли, Реджи. Мы ищем знания, а не сокровища. Скорее всего, чтобы закончить, нам понадобится весь сезон.

— Ясно. Ну что ж, точки расставлены, миссис Эмерсон. Думаю, мужчины сегодня отправятся домой. А вы с профессором останетесь здесь или вернётесь в лагерь?

После продолжительной дискуссии и изрядной доли сквернословия и бесплодных споров Эмерсон, наконец, согласился разрешить людям уехать пораньше, чтобы они успели домой до наступления темноты, но с условием вернуться на следующий вечер. Я объяснила это Реджи, добавив, что намеревалась на следующий день посетить рынок в Санам Абу Доме, чтобы купить свежие овощи и хлеб.

— Но если вы собираетесь туда же, Реджи, то смогли бы купить их для меня и тем самым спасти от поездки.

Тень пробежала по улыбающемуся лицу юноши.

— Я должен идти, миссис Эмерсон. Оказавшись перед обширным и угрожающим ликом пустыни, я начинаю понимать, как бесплодны мои поиски, но…

— Да, конечно. Вечером я дам вам список. Не советую уезжать до утра; путешествия после наступления темноты чреваты опасностями.

— Вам не нужно убеждать меня, — ответил Реджи. Его рука прикоснулась к аккуратной повязке, которую я наложила на лоб, затем он через плечо оглянулся на Кемита, отдыхавшего в тени рядом. — Я понимаю, что он не мог быть человеком, напавшим на меня, но клянусь вам, миссис Эмерсон, что нападавший был схож с ним, как близнец. Что вам известно о нём?

— Его деревня, разрушенная дервишами, к югу отсюда. Точнее выяснить не удалось; как вы знаете, западные понятия о расстоянии и географии неведомы этим людям.

— Вы доверяете ему, да? — Голос Реджи упал до шёпота.

— Вам нет нужды понижать ​​голос, он знает только несколько слов по-английски. Что касается доверия — почему бы и нет? И он, и его друзья работали добросовестно и старательно.

— Почему он уставился на нас? — продолжал настаивать Реджи.

— Он не уставился — просто глядит. Ну же, Реджи, признайте, что ваши подозрения в отношении Кемита несправедливы и необоснованны. Ведь вы не могли как следует рассмотреть нападавшего — сами же говорили, что ничего не подозревали, пока что-то не поразило вас.

После ещё нескольких часов работы Эмерсон объявил о её завершении и подозвал людей к столу, где я сидела, готовясь выдавать жалованье.

— Проклятье, — заметил он, садясь рядом со мной, — придётся придумать что-нибудь другое, Пибоди. Они настолько озабочены тем, чтобы поскорее уйти, что за весь день не сделали ничего чёрт… мало-мальски полезного.

— Единственная альтернатива — возвращение к нашему первоначальному плану: пусть уходят рано утром в пятницу, — отозвалась я.

— Тогда им придётся вернуться в пятницу вечером, — возразил Эмерсон. — Иначе они не появятся здесь до полудня субботы и будут жаловаться, что слишком устали после долгой ходьбы, чтобы быть в состоянии хорошо работать.

По крайней мере, люди не задерживались, чтобы поспорить о величине жалованья; они были слишком озабочены тем, как оказаться в безопасности у себя дома, прежде чем зловещие демоны тьмы выйдут из укрытия. Когда толпа рассеялась, я закрыла счётную книгу и объявила:

— Джентльмены, сегодняшний ужин будет состоять из консервов; кулинария не является деятельностью, в которой я преуспела или старалась чего-нибудь достичь.

— Мой слуга Ахмед — превосходный повар, — ответил Реджи. — Одна из причин, по которым я выбрал его. Надеюсь, вы окажете мне честь быть моими гостями на сегодняшнем ужине.

Я приняла приглашение с надлежащими выражениями признательности. После того, как Реджи удалился в свою палатку, Эмерсон кисло заметил:

— Не удивлюсь, если к ужину он явится в полном вечернем костюме. Предупреждаю, Амелия: если это произойдёт, я буду ужинать с Кемитом.

— Мистер Фортрайт захватил с собой большое количество багажа, — сказал Рамзес, усевшись со скрещёнными ногами около меня. — Кроме револьвера, он взял две винтовки и солидное количество боеприпасов, а также…

— Должно быть, намерен поохотиться, — ответила я, думая, что лучше не спрашивать Рамзеса, как он разузнал это.

— Если так, то я собираюсь решительно протестовать, — величественно произнёс Рамзес.

— Только не окажись на линии огня, как ты вечно умудряешься, — отрезала я. — Ты тратишь слишком много времени на то, чтоб совать свой нос в чужие дела, Рамзес. Поднимись и дай мне руку. Осталось ещё несколько часов дневного света, и я хочу взглянуть поближе на те небольшие груды мусора, что к югу от номера четыре. Подозреваю, что они могут оказаться остатками гробниц царских жён — ибо даже в Гуше, где женщины пользовались значительной властью, их считали возможным обделять, когда дело касалось пирамид.

Эмерсон решил присоединиться к нам, и мы провели целый час самым приятным образом — ковырялись в завалах и спорили о том, где могут располагаться погребальные камеры. Рамзес, естественно, не соглашался ни со мной, ни с отцом.

— Мы не можем предполагать, — вещал он, — что, поскольку погребальные камеры в египетских пирамидах находились в основном под надстройкой, что подобное имело место и здесь. Вспомните, как Ферлини описывал камеру, в которой он нашёл драгоценности, находящиеся в настоящее время в Берлинском музее…

— Невозможно! — провозгласила я. — Лепсиус согласен со мной, что Ферлини, очевидно, ошибся. Ведь он не был археологом…

— Но был там, — сказал Рамзес. — А герра Лепсиуса не было. И при всём моём уважении, мама…

— Ну да, — быстро вмешался Эмерсон. — Но, мой мальчик, даже если Ферлини действительно нашёл погребальную камеру в верхнем этаже одной пирамиды, это могло быть исключение из общего правила.

Его попытка компромисса потерпела крах, как, впрочем, и всегда.

— Ерунда! — воскликнула я.

— Это не аргумент, папа, прошу прощения, — поддержал Рамзес.

Дебаты продолжали бушевать всё время, пока мы возвращались к палаткам. Осмелюсь утверждать, что редко встречается семья, у членов которой имеется столько общих интересов, сколько у нас, а свобода и откровенность, с которыми мы общаемся друг с другом, только добавляет нам взаимной радости.

Я везла с собой на всякий случай одно хорошее платье — никогда не знаешь, когда суждено повстречаться с высокопоставленными особами. Это было простое вечернее платье цвета нильской воды [73] Еau-de-Nil, цвет нильской воды — бледно-зелёный в крупный рубчик, с квадратным вырезом лифа, юбкой с воланами, розовыми шёлковыми розами вокруг воланов и короткими рукавами-буф. Предоставляя Эмерсону привилегию (которой он часто пользуется) застегнуть платье, мне удалось убедить его надеть пиджак и сменить ботинки на подходящие туфли, но от галстука он отказался наотрез, утверждая, что избрал археологию именно потому, что галстук не являлся частью официального костюма для этой профессии. Однако следует признаться: когда Эмерсон прижимает меня к себе, возникает настолько поразительное ощущение, что отсутствие данного предмета одежды не умаляет эффекта ни в малейшей степени.