Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

— Чего?

— Боюсь, что он взял книгу по самой простой из возможных причин, — заключила я. — Он хотел её прочитать. Как трогательно, Эмерсон, когда думаешь об этом. Приобщившись с помощью своего учителя к радости чтения и красотам литературы, этот умный и чувствительный молодой человек…

Не буду воспроизводить ответную реплику Эмерсона. Она характеризует его не с лучшей стороны.

Я надеялась, что Аменит будет спать допоздна, и собиралась последовать её примеру, но с утра она была на ногах, как ни в чём не бывало. Хотя я и не могла увидеть выражение её лица, ничто в поведении или движениях не заставляло подозревать, что она находилась под воздействием наркотиков. Наоборот, была живее, чем когда-либо. А вот Реджи не выходил из комнаты до позднего утра, и от его первых слов моё сердце чуть не выскочило из груди.

— Что, чёрт возьми, эти дикари подмешивают в вино? Я со студенческих времён ничего похожего не испытывал.

— А я слыхала подобные отговорки от других молодых людей, которые пили слишком много, — серьёзно ответила я. — Предполагаю, что вы праздновали ​​воссоединение со своей возлюбленной, но, если мне позволят так выразиться, то это отягощает, а не смягчает ваше ​​преступление.

Реджи обхватил голову руками и застонал:

— Не читайте мне нотации, миссис Амелия, я едва на ногах держусь. Но — его голос упал до захватывающего шёпота — договорённости остаются в силе. Это произойдёт сегодня вечером.

Я взглянула на Эмерсона. Его ответ заключался в легчайшем повороте головы вбок, ибо мысленная связь, объединяющая нас, настолько сильна, что слова излишни. «Подожди, — сообщил он мне. — Не возражай. Может случиться что-то ещё».

Я, конечно, надеялась на такой случай, потому что мы были не в состоянии изобрести убедительный, но ​​невинный повод для отказа от побега. Если ничего не случится до того, как наступит фактический момент отъезда, придётся прибегнуть к внезапной болезни, разыграть приступ безумия, или (это моя идея, и, по-моему, довольно остроумная) Рамзес скроется так, что его не смогут найти. Когда я спросила его, сможет ли он устроить что-нибудь в этом роде, получила в ответ любезно-презрительный кивок.

Эмерсон утром выглядел вполне нормально, разве что чуть тише, чем обычно. Единственным признаком волнения было непрестанное курение. Я завидовала пристрастию к проклятому табаку, с помощью которого муж успокаивал свои нервы, ибо я, безусловно, нуждалась в помощи. Я не верю в сверхъестественное — это запрещено Писанием — но совершенно убеждена в том, что некоторые люди чувствительны к тонким флюидам мыслей и чувств. Я — одна из таких, и тем утром даже полной грудью вздохнуть не могла. Воздух был наполнен тяжёлыми предчувствиями.

Говорят, что осуждённый страдает больше от ожидания, нежели от самой казни. У меня есть некоторые сомнения по этому поводу, но я почувствовала нечто вроде облегчения, когда метафорический топор, наконец, упал. Реджи ворчал по поводу головной боли и жаловался, что порошки, которые я ему дала, не помогают, когда мы услышали топот марширующих ног. Казалось, к нам приближается отряд солдат, а не обычное сопровождение принца.

Комната опустела, словно по волшебству; реккит шмыгнули в укрытие, а те из нашей свиты, кто находился поближе к выходу, бросились туда, оставив лишь немногих, задержавшихся из-за пресыщения или медленного соображения. Оставшиеся мгновенно упали на колени. Я поднялась на ноги. Одним стремительным шагом Эмерсон оказался рядом со мной, насторожившись, будто охотящийся кот. Завесы отдёрнули в стороны, и появились мужчины — шесть, восемь, десять копейщиков в кожаных шлемах, а за ними — принц Настасен. Его сопровождали Песакер и Муртек; но я тщетно искала Тарека, и сердце моё начало падать в пятки.

Настасен стоял, глядя поверх нас, заложив большие пальцы за пояс. Полагаю, что он пытался запугать нас свирепым взглядом. Не спорю, это выглядело жутко, но Эмерсон отразил этот взор с удвоенным ожесточением, и Настасен не выдержал первым.

Он направил на нас обвиняющий перст.

— Вы предатели! — воскликнул он. — Вы сговорились (?) с моими врагами!

Муртек начал тараторить перевод, но принц остановил его фразой, очень похожей на ругательство, в которой говорилось о невероятных привычках некоего грызуна. — Пусть они ответят на нашем языке. Ну? — Он ткнул пальцем в Эмерсона. — Ты слышал меня.

— Я слышу твои слова, но они не имеют смысла ( букв. не содержат мудрости ), спокойно ответил Эмерсон. — Мы чужестранцы. Как мы можем быть твоими врагами, если не знаем тебя? Проклятье, — добавил он по-английски, — я не уверен, что разъяснил свою точку зрения. Моё знание языка слишком ограничено, чтобы выразить тонкие правовые различия.

Рамзес откашлялся.

— Если ты позволишь мне, папа…

— Конечно, нет! — воскликнула я. — Как бы это выглядело, если маленький мальчик говорил за своих родителей? И я сомневаюсь, что Его Высочество поймёт эти юридические различия, что бы ему ни объясняли.

Лицо Настасена исказилось от ярости.

— Хватит болтать! Почему вы не проявляете страха? Вы находитесь в моих руках! Падите на землю и молите о пощаде!

— Мы не боимся человека, — сказала я по-мероитически. — Мы встаём на колени только перед Богом.

Верховный жрец Аминрех резко засмеялся:

— Вскоре вы падёте перед ним на колени, и рука Хенешема (?)…

— Это я скажу, что произойдёт! — закричал Настасен, повернувшись к союзнику.

— Да, да, великий, великий принц. Прости своего раба.

Честно говоря, я считала (хотя и полагала разумным не говорить об этом), что принц Настасен был всего лишь мерзким, избалованным мальчишкой. Он стал бы очень скверным правителем, и не долго пришлось бы ждать, прежде чем реальная власть в стране перейдёт в руки Песакера.

Тем не менее, мерзкие мальчишки могут быть опасны, когда они командуют множеством людей, вооружённых большими острыми копьями, и Настасен не замедлил продемонстрировать, что не так глуп, как мне казалось. Его дыхание замедлилось, мышцы расслабились, и неторопливая, злая улыбка пришла на смену хмурому взгляду.

— Вы чужестранцы, — повторил он. — У вас здесь нет друзей? Нет, у вас есть друг, который существовал ещё до вашего появления. Вы — друзья предателя.

— Вина по ассоциации, — бросила я Эмерсону.

— Дай ему закончить, — отозвался Эмерсон. — У меня неприятное предчувствие…

— Он — предатель своего народа, — продолжал Настасен. — Он изменяет себе подобным и возвышается (очевидно, какой-то уничижительный термин), чтобы господствовать над ними. — Он ударил себя в грудь раскрытой ладонью. — Но я, великий принц, защитник народа, бросил свой всевидящий взор на землю! Я узрел эту нечисть; я узнал его, я открыл его имя! А теперь…