Сергей Гайдуков - Не спеши умирать в одиночку

Теперь немного о пункте номер четыре. Когда я увидел красавца в белом за монументальным столом, меня сразу же пробило на зависть, причем на зависть нудную и тоскливую, порожденную чувством, что лично я таким вот седовласым плейбоем с орлиным профилем не стану никогда. Георгию Эдуардовичу нельзя было не позавидовать. Он мало того что сам был красив и богат, он еще и окружал себя предметами себе под стать, красивыми и дорогими.

А поскольку для настоящего плейбоя жена — это тоже вроде предмета обстановки и обязана соответствовать общему стилю, то, представив, какой должна быть супруга Георгия Эдуардовича, я почувствовал тягучее болезненно-сладкое напряжение под ложечкой. Воспаленное воображение нарисовало нечто длинноногое, полногрудое, крутобедрое, золотоволосое... Жаркое, страстное, обворожительное, соблазнительное и соблазняющее...

Еще в мозгу всплыли такие выражения, как «топ-модель», «1000 долларов за ночь» и «90-60-90». Клаудиа Шиффер, Ким Бейсингер и Брижит Бардо в одном флаконе. Собирательно-сокрушительный получился образ.

Потом я отвлекся, и мы с Георгием Эдуардовичем трепались о гораздо более скучных вещах, а потом я сказал «До свидания» и вышел из кабинета. Снисходительно посмотрел на кислые рожи трех других претендентов на место, которое только что стало моим. Миновал стол секретарши и уже почти был в коридоре, ведущем к выходу из офиса, как вдруг меня словно паровым молотом отбросило назад. Я вжался спиной в стену и затаил дыхание.

Это был не паровой молот. На меня шла грудь. За грудью — все остальное, и я каждым нервом в напряженном теле ощутил — это она. И это оказалось еще круче, чем представлялось мне только что в мыслях, потому что эта женщина была живой, а не воображаемой. Она была из плоти, и что это была за плоть! Слова «крашеная блондинка в костюме песочного цвета» ни черта не передают и вообще могут быть расценены как оскорбление. Мне хватило одного лишь вида подколенных ямок — об эрекции говорить пошло, я просто дрожал, стоял и дрожал как осенний лист.

Так что пункт четыре был сильным пунктом. Теперь-то я понимаю, что он был посильнее пятого пункта. Что такое «Талер Инкорпорейтед» против такой груди? Что вообще может быть сильнее такой груди? Да женщина с такой грудью имеет полное право быть полной дурой!

Однако жена Георгия Эдуардовича дурой не была. О, нет. Совсем не была. Уж я-то знаю.

И это у них называлось допросом. Два человека попеременно орали на меня минут двадцать кряду, иногда в кабинет заходил третий, садился позади и сверлил мой затылок сосредоточенным взглядом. Наверное, хотел заставить меня занервничать. А с чего нервничать честному человеку? С какой стати? Так что плевать я хотел на эти взгляды.

Смысл их воплей сводился к тому, что мне предлагали — и очень настойчиво — взять на себя убийство Георгия Эдуардовича если не целиком, то хотя бы кусочек от убийства, чтобы можно было пустить меня по делу соучастником. Я хотел было ответить на столь гнусные происки заявлением типа «В гробу я видел такие предложения!» — но костюм... Костюм давил на меня и вынуждал быть корректным.

Поэтому я просто сидел и слушал. Они пообещали засунуть меня в камеру для основательных размышлений, но я лишь равнодушно пожал плечами. Пятачок из мультфильма был свободен до пятницы, а я был свободен до воскресенья, и еще раз до воскресенья, и еще раз, и еще... И так без конца. Утренний ПэЦэ отменил мою работу, и мне было все равно где бездельничать — да пусть хоть и в камере. Тем более что какие-то гении прошлого действительно додумывались в застенках до умных вещей. Может, и я поумнею.

Вот об этом я и заявил ментам. Что называется, резанул правду-матку. Они слегка припухли, посмотрели на меня как на шизанутого и стали втихую о чем-то совещаться.

Тут зашел пожилой дядька в форме, неприветливо глянул на меня, полистал бумажки, что успели накропать те двое крикунов, поднял на меня тусклые глаза и спросил:

— Хохлов?

«Ну вот оно, — подумал я. — Покатило». И сказал пожилому менту:

— Ага.

— Александр Викторович?

— Ага.

— Сын?

— Ну не дочь же.

— Н-да. — Пожилой посмотрел на подчиненную молодежь, и ту как ветром сдуло из кабинета. — Я твоего отца знал... — проговорил пожилой после многозначительной паузы, во время которой он пристально разглядывал мое лицо. Я понимающе кивнул в ответ. Отца знали многие.

— Ты чем вообще занимаешься? — спросил пожилой. Я пояснил, чем занимаюсь и как мои занятия привели меня в этот кабинет.

— Ну вот, — пожилой озабоченно поскреб в затылке. — Да ты что ж, Саня, работы себе получше не нашел? Если хочешь, давай к нам, я поспособствую устроиться...

— Нет уж, лучше вы к нам, — повторил я старую киношную шутку, а пожилой отреагировал на нее странновато — подался ко мне, впился взглядом и спросил не без волнения:

— К вам? Куда?

— Да это я так... — поспешно заверил я. — Шутка.

— А-а, — пожилой откинулся на спинку стула, и тот жалобно скрипнул. — Так, значит, ты сегодня первый раз вышел на работу...

И он повторил все то, что я успел рассказать тем двоим.

— Да, — подтвердил я. — Все верно.

— Ну а что ты вообще думаешь по этому поводу?

— Какой-то тип переоделся бабой, сунул «калаш» в коляску, встал у перекрестка, дождался, пока мы тормознули на красный свет, подъехал вплотную и грохнул Георгия Эдуардовича. Потом бросил коляску и ускакал. Неподалеку его ждали на тачке.

— Переодетый мужик, думаешь? — уточнил пожилой.

— Вряд ли это была женщина, — сказал я. — Нервы нужны крепкие, да и ноги уносить потом нужно было в темпе. Если бы из укрытия палили, то могла бы и баба — снайпер. А так, на улице, посреди белого дня... Переодетый мужик, — решительно заключил я.

— Допустим. А вот по мотивам... Может, ты слышал чего в ихней фирме? Разговоры какие?

— Не-а, — сказал я. — Никаких разговоров. Я пришел в пятницу на собеседование, это заняло минут двадцать, никаких разговоров я там не слышал. А сегодня — тем более некогда было: только от дома отъехали, он меня попросил сигареты купить, пока красный... И все. Кстати, сигареты пропали.

— Какие сигареты? — нахмурился пожилой.

— Блок «Мальборо», — сказал я, косясь на уголок пачки, видневшейся из нагрудного кармана на рубашке пожилого.

— "Мальборо"? — пожилой даже как будто смутился, машинально дотронулся до кармана, но пачку трогать не стал. — Это мне сейчас ребята подарили... — не слишком уверенно произнес он.

Я промолчал, будто бы и не имел в виду ничего такого. Пожилой тоже сделал вид, будто бы ничего и не было.

— Ладно, Саня, — сказал он. — Езжай домой. Если что, мы тебе сообщим...

— Ага, — я встал, но потом все-таки решил предупредить его. — Там на коляске — мои отпечатки. Это когда я ее поймал...