Александр Серый - Обрученные с дьяволом

— Что?

— С Василием Борисовичем?

Вопрос поставил офицера в затруднительное положение. Собрав последние силы, я повторил злополучный вопрос.

— Его убили.

— Убили?!. Кто?!

Тут мне стало совсем худо. Левая нога задергалась, в уголке рта появилась слюна.

— Да где он, мать его! — заорал старший лейтенант и выскочил на улицу высматривать прапорщика.

Десяти секунд мне хватило, чтобы ознакомиться со списком телефонов части под стеклом стола дежурного и запомнить некоторые фамилии. Когда несчастный офицер вернулся вместе с малорослым Сушковым, я пребывал в прострации.

— Я его не донесу, — нахмурился прапорщик, оценивающе взглянув на меня.

— Сам дойду… — слабо простонал я, изображая попытку подняться.

Обрадованные военные бросились ко мне и мигом поставили на ноги.

— Стоите? — ласково спросил старлей.

— Угу… — Моя голова безвольно упала на грудь.

— Обопритесь на меня. — Прапорщик с опаской приблизился.

Я обхватил его за плечи и прижался, как к любимой девушке. Спотыкаясь, мы выбрались на воздух. Лишь здесь Сушков осознал, насколько велика тяжесть и, наверное, подумал, что дорога до медпункта вполне может стать последней в его жизни. Он душераздирающе вздохнул:

— Попробуем…

Дежурный сочувственно смотрел нам вслед.

Сысоев не ошибся: народу в части действительно не хватало, коль небольшой плац подметал юноша в погонах лейтенанта. При виде нас он чуть не выронил метлу, но затем сообразил, что раз он, боевой офицер, выполняет работу солдата, то ничего страшного нет и в том, что прапорщик таскает на себе по режимной зоне какого-то штатского. Лейтенант понурился и яростно поднял облако пыли.

У трехэтажного кирпичного здания с вывеской "Штаб в/ч N…" мы остановились. Вернее, остановился Сушков.

— Слава Богу, что первый этаж, — проворчал он, обливаясь ручьями пота, включил второе дыхание и поволок меня через двери. Для правдоподобия, я позволил себе разок стукнуться о косяк.

Первым в кабинет врача втиснулся прапорщик, я завис над ним сзади.

— Разрешите? — собрав последние силы, проговорил мой поводырь.

Симпатичная женщина в белом халате оторвалась от чтения газеты и повернула голову к нам. Тень удивления скользнула по ее личику.

— Господи, Сушков, на вас лица нет! — обеспокоилась она. — Немедленно раздевайтесь — я измерю вам давление.

— Ему! — Прапорщик оттопырил большой палец правой руки и ткнул им за спину.

Тень удивления вновь прилетела на личико врачихи.

— Да? Вы кто?

Вместо ответа, я закатил глаза и начал уверенно оседать.

— Мамочки! — почти всхлипнул Сушков, мужественно подхватывая меня под мышки.

Женщина присоединилась к нему. Вдвоем они кое-как уложили меня на кушетку, покрытую медицинской клеенкой.

— Разрешите идти? — Сушков вложил в вопрос столько надежды, что любой командир отпустил бы его даже с поля боя.

— А? Да, пожалуйста… — откликнулась доктор.

Обрадованный Сушков мигом испарился. Глаз я не открывал, но они сами открылись, едва нос ощутил едкий запах нашатыря.

— Что с вами? — Врач присела на край ложа, прижавшись бедром к моему боку.

Я моментально ощутил прилив сил, но виду не подал.

— Сердце, доктор… Пришел к Василию Борисовичу, а дежурный сказал… — мой голос дрогнул.

— Понимаю… Я не доктор, а медсестра. Сейчас сделаем укольчик и все будет нормально.

Уколов боюсь с детства. Панически! Но всякая роль, как искусство в целом, требует жертв. Я внутренне собрался и приготовился к испытанию.

Медсестра закатала рукав моего плаща, следом — рукава свитера и рубашки, а потом…

— Все! — объявила женщина.

— Все?! — Я не испытал не то что боли… Комар и тот жалит ощутимее.

Досчитав до шестидесяти, я перестал жмуриться и увидел симпатичное личико с маленьким прямым носиком и бархатными карими глазами, в которых сохранялась озабоченность.

— Мне уже лучше…

— Это лекарство помогает быстро. — Она ободряюще улыбнулась, показав оба ряда великолепных жемчужных зубов. — Минут десять полежите и все успокоится.

"Вряд ли," — подумал я, оценив ее высокую грудь. И почему судьба всегда сталкивает меня с красивыми женщинами?

— Как вас зовут?

— Оля. Ольга Ивановна.

— Константин. Надо же, какая беда с Фукиным приключилась.

— Да. Хороший был человек. Чуткий… — Личико сестрички враз погрустнело. — В среду похороны. Отсюда — из клуба части.

— За Василия Борисовича кто остался? Не Сивко ли? — припомнил я первую фамилию, следующую за командирской в списке телефонов на столе дежурного.

— Верно. Утром зампотех сообщил нам всем, что принял командование. Так вы друг Василия Борисовича?

— Скажем так: деловой партнер.

— Понятно. Опять наши цистерны понадобились?

— Нет, я по другой линии… Хотя… Интересная мысль! Вы имеете в виду хранилища для бензина? Мне до сих пор как-то в голову не приходило… А что? Вполне можно попробовать. Они точно пустуют?

— С конца апреля, когда вывезли последнюю партию. — Ольга Ивановна встала и пересела за свой рабочий стол. А жаль…

— Замечательно! — Я лег на бок, чтобы лучше видеть медсестру. — Как вы считаете, удобно об этом переговорить с Сивко?

— Сегодня?

— Горе есть горе, но бизнес… "Время — деньги" — не я придумал.

— Все помешались на деньгах, — с грустью обронила Оля. — Боюсь, что Юрий Николаевич вас не поймет.

— Почему? — Я вернул все три рукава на положенные им места. — Мне казалось, что они с Василием Борисовичем — в одной упряжке.

— Нет, вы ошибаетесь. Василий Борисович не из тех людей, которые привыкли делиться властью и ответственностью, — медсестра запнулась и добавила: — Был…

Я предпринял попытку сесть.

— Лежите, десять минут еще не прошли! — забеспокоилась Ольга Ивановна.

— Ничего… Я чувствую себя почти в норме. Сивко сидит там же, где и Василий Борисович?

— Нет, его кабинет на втором этаже. — Она поднялась со стула и указала пальчиком на потолок.

— Я все же попробую с ним побеседовать. А вам — огромное спасибо за заботу! Вы — прекрасная медсестра. Если мне врачи назначат уколы, я обязательно обращусь к вам. Не возражаете?

Она смущенно потупилась и робко кивнула.

— Тоскливо тут… — вдруг сказала Оля.

— Понимаю. — Я подошел к ней и нежно поцеловал руку.

Чертовски приятно целовать женские руки! И почему забыт старый добрый обычай? Сделаешь рыцарский жест, а на тебя смотрят, как на идиота. И не только мужчины, но и сами женщины. Эх, где ты, романтика?..

Рабочие апартаменты зампотеха внушали уважение своими шестьюдесятью квадратными метрами и паркетным полом. Какой же тогда кабинет у командира части?

Юрий Николаевич восседал за массивным столом у противоположной от двери стены. Не мудрено, что с такого расстояния он не сразу обратил внимание на вошедшего посетителя. Майор увлеченно что-то писал.