Дарья Калинина - Пикник на Лысой горе

— Признаюсь, мне эта мысль в голову приходила.

Но я не представлял, кому понадобилось меня подставлять. Мой роман с Эрикой давно закончился. Я старался видеться с ней как можно реже или приходить к ним в дом, когда точно знал, что там будет Роланд.

Сам не знаю, почему я не рвал с ней. Должно быть, в глубине души все еще любил ее. Я всегда был сентиментальным дураком. И не мог смириться с мыслью, что никогда больше не увижу Эрики. И потом мне не давала покоя мысль, что Эрика не врала. Что Алексей ив самом деле мой сын. Я хотел наблюдать за тем, как он растет.

— Но из лагеря вы вернулись, когда Алексей был уже взрослый, — заметила Наташа.

— Да, ему было уже шестнадцать. Но мы быстро с ним подружились. И хотя после тюрьмы и лагерей многие смотрели на меня косо, но Роланд к их числу не относился. Благодаря Роланду меня взяли на работу, Благодаря ему же я получил квартиру.

— Эрика тоже, наверное, была сама не своя от счастья, — сказала Инна.

Доктор Гун помрачнел.

— Нет, — наконец глухо произнес он. — Она вовсе не обрадовалась.

— Как же так? — удивилась Наташа.

— Она считала, что я могу быть опасен для нее и ее семьи. Все-таки бывший заключенный. Таким знакомством не похвастаешься в обществе. Ее страсть растаяла без следа. Да что там говорить! Она не прислала мне в лагерь ни одного письма. И когда я появился на пороге их дома, почти что окатила меня помоями. Не в буквальном, конечно, смысле. Но держалась в моем присутствии так, словно с трудом сдерживает гнев и презрение. Именно Роланд делал все, чтобы придать нашим отношениям видимость прежней дружбы.

— А не мог ли при всем при этом Роланд Владимирович быть тем самым «доброжелателем», который настрочил на вас анонимку? — спросила Инна. — Узнал про вашу связь с женой и решил отомстить. А все остальное — умелое притворство.

— Это совершенно не в его духе, — отмел все подозрения доктор. — Но если даже допустить, что от ревности у него помутился рассудок и он решился действовать таким образом, ему совсем не нужно было писать анонимок. Он занимал такое положение в армии и в том самом отделе, куда я попал, что мог запросто подлететь под «вышку». Нет, это не он. Я же видел свое дело, там нет и намека на Роланда.

— Видели свое дело?! — хором воскликнули сестры. — И анонимку тоже?

— Да, с началом перестройки все архивы госбезопасности открыли. При желании любой мог ознакомиться со своим делом. Многие тогда узнавали, что ближайшие соседи и коллеги по работе упекали их на приличные сроки. Прочел свое дело от корки до корки и я. Увы, почерк, которым была написана анонимка, был мне незнаком.

— Ясно, — сказала Инна. — Так вы и не знаете, кто вас отправил в тюрьму?

— Нет, — покачал головой доктор. — Это дело прошлое. Ворошить теперь его ни к чему. Да и признаюсь, это слишком больно.

Сестры попрощались с доктором. Он приглашал их заходить к нему в любое время дня и ночи, когда понадобится его помощь. Расстались они лучшими друзьями.

— Надо же, такой славный человек и пострадал ни за что, — сказала Инна. — Как думаешь, а мы могли бы помочь ему?

— Господи, только не это! — простонала Наташа. — Не хватало еще и проблемы доктора на себя взвалить.

Пусть сам думает, кто мог его подставить.

— Мне за тебя стыдно, — сказала Инна. — Он так по-доброму отнесся к тебе. Сразу же стал щупать твой живот. Даже в лице переменился. Сразу видно, что он хороший человек и испугался за тебя. Нужно ему помочь.

— Но как?

— Для начала сходим и сами посмотрим, что там за анонимку прислали ему на него, — сказала Инна.

— А как же Сильви? — напомнила Наташа.

— Раз ее отец и жених не волнуются, то чего нам переживать, — сказала Инна. — Надо только сообщить инспектору Пельше, что господин Яунайс и не думает ехать на выручку своей дочери.

— Да, — кивнула Наташа. — А еще необходимо выяснить, не хранился ли тот яд, которым отравили моего дедушку, в аптеке у тети Иды.

— Лично я думаю, что Ида не такая идиотка, чтобы травить деда ядом, который она взяла у себя в аптеке.

Ведь ее моментально вычислили бы. Наверное, и в полиции думают так же, раз Ида до сих пор на свободе.

Инна была совершенно права. Инспектор Пельше отлично знал свое дело. Поэтому, как только в лаборатории эксперты выяснили, какой именно яд нужно искать, он принялся за работу. Узнал он и то, что Ида работала фармацевтом в аптеке, и то, что в ее распоряжении находился целый шкаф, набитый ядами и ядовитыми веществами. В аптеке произвели ревизию, но нужного яда не нашли.

Однако инспектор надежды не терял. Яд мог быть позаимствован и в другой аптеке. Инспектор понял, что ему следует очень внимательно ознакомиться с жизнью Иды и ее окружением. На это у полиции ушло ровно два дня.

— Нашел! — С этим возгласом в кабинет инспектора вошел полицейский.

Инспектор оторвался от своих раздумий и с интересом уставился на подчиненного.

— Нашел! — радостно повторил тот. — Вы, господин инспектор, прямо прозорливец. Недаром вы настаивали, чтобы я порылся в прошлом нашей госпожи фармацевши. Она и в самом деле привлекалась к уголовной ответственности.

— Когда? И за что? — оживился инспектор.

— Дважды, — сказал полицейский.

— Даже дважды, — удовлетворенно кивнул инспектор, потирая руки и показывая, что готов выслушать подробности.

— Так вот, первый раз в шестьдесят седьмом году за хулиганство. Но тогда ее отпустили в связи с незначительностью совершенного преступления и по молодости лет. Она отделалась легким испугом. А вот во второй раз девица попалась на краже в семидесятом году. Тут уж ей пришлось посидеть, вышла она на свободу только в семьдесят третьем году. И буквально через пару месяцев вышла замуж и поменяла фамилию. Поэтому мы так долго ничего не могли на нее раскопать.

— Дай сюда бумаги, — распорядился инспектор. — Любопытно взглянуть, что же за птица эта наша уважаемая мать семейства госпожа Ида.

Инна с Наташей стояли в здании, где располагался судебный архив города Риги, и не знали, как поступить. В проходной их спросили о цели визита.

Когда сестры рассказали, что они хотели бы ознакомиться с делом господина Гуна, подозреваемого в измене Родине в пятидесятых годах, над ними просто невежливо посмеялись.

— Все бумаги давно уничтожены, — сказала им архивная тетка. — А если что и сохранилось, так только на руках. У нас ничего с тех пор не осталось.

— Вы уверены? — осторожно спросила Наташа.

— Noteikti, несомненно, — кивнула тетка. — Я точно помню. Места для хранения новых документов не осталось. Очень вовремя грянула эта ваша перестройка. Вот под шумок от старых дел и избавились, мол, к чему эту советскую галиматью хранить. У нас своих преступников выше крыши имеется. Архив открыли, и в течение года любой мог ознакомиться со своим делом. А потом сжечь его или по желанию взять с собой.