Анастасия Краун - Экзопулус вздымает волны

Наверное, в других условиях, если бы Максу предстала возможность выбирать — заводить ли ему знакомство с новоприбывшим гением или быть о нем в полнейшем неведении, Макс, даже при всей его легковесности и непритязательности в общении, выбрал бы второе. Ибо общение с Феликсом возможно было выдержать только будучи стойким и бесстрастным воином, а к таковым Макс, к сожалению, не относился, как не относилась к ним и большая часть сотрудников галереи.

Иными словами, спокойно Феликса мог воспринимать только пан Вишцевский, который сегодня представлял собой образец идеального бизнесмена, и Феня, которого вообще редко что могло вывести из себя.

Агент Феликса, как с удивлением отметил для себя Макс, также не являлся товарищем со стойким духом, и с его стороны были заметны весьма неприглядные для подобного мероприятия раздраженность и нервозность, которые Литтон пытался сокрыть от посторонних глаз, коих собралось предостаточно. И это было странно.

— Какие мелкие, уныленькие комнаты, Боже ты мой! — именно с этими словами Феликс и влетел в галерею. — Не хватает, не хватает, не хватает масштаба! Я чувствую энергию, она бьется, бьется, колотится о стены, стены мешают ей!

Резким движением Феликс драматично воздел руки, словно находясь на театральных подмостках в момент репетиции шекспировской пьесы, нахмурился, придавая себе более серьезный и глубокомысленный вид, и развернулся лицом к толпе:

— Искусство не терпит стен!

Раздались десятки щелчков фотоаппаратов. Приглядевшись, Макс про себя отметил, что толпа сопровождения Феликса состояла, в основном, из журналистов и трех молоденьких девчушек, которые, скорее всего, относились к числу особо преданных фанаток, судя по их восторженным и почти не мигающим взглядам, воспринимающим каждое слово кумира как откровение.

— Я бы снес эти стены, но мне не хватит города! Я бы взлетел над городом, но мне не хватит этой планеты! Я бы вознесся в космос, но мне не хватит, не хватит, не хватит Вселенной!

— Что с ним? — озабоченно шепнул Макс стоявшей рядом Полине, внимательно следящей за происходящим.

— Ну да, он… экспрессивный… харизматичный молодой человек…

— Мне бы столько харизматичности, — протянул Елисей.

— Леся, ты прекратишь когда-нибудь это?

— Он все-таки здесь, может… спрошу у него, как ему так… удается… — Елисей оборвался на полуслове, встретив гневный взгляд Полины, и стыдливо потупился.

Феликс тем временем продолжал:

— Искусство — это игла, которая распорет вас и сошьет заново, как тряпичную куклу! А моя выставка — это шредер, который искромсает вас на мелкие полоски, мелкие, мелкие кусочки, и если вас потом склеить, то никто вам не скажет, что в итоге получится! Вы можете после этого стать кроликом, монахом, деревом, колесом или ботинком, и я за это не в ответе!

— Что он мелет? — встревожилась Полина.

— Вы жаждете ответов, а я жажду вопросов! Пресс-конференция начинается прямо сейчас!

— Нет, не сейчас! — к Феликсу резво подскочил Литтон. — Сейчас у нас, к сожалению, нет времени на интервью, можно выделить максимум пять минут, а конференция будет позже…

— Это кто решил? — вскрикнул Феликс.

Началась словесная перепалка, которая, судя по сладковатой улыбке журналистов, с интересом следящих за происходящим, определенно пришлась им по вкусу.

— А разве этот агент… Фарнсуорт… не англичанин? — задумчиво произнес Макс.

— Не знаю… Я с ним вроде по-английски переписывалась… — Полина стояла неподвижно, застывшая в смятении и недоумении, хотя всячески старалась собраться.

Успокоить взбудораженного Феликса получилось только у пана Вишцевского, пусть и не с первого раза. После нескольких внушительных монологов Эрнест Львович, наконец, привел Феликса в чувство, договорившись о пятнадцати минутах разговоров с журналистами в порядке безотлагательном и большом интервью впоследствии, после чего Феликс снова принял свой обычный облик, довольно улыбнувшись и изобразив для публики витиеватый реверанс. Со стороны даже закрадывалось подозрение, что весь этот скандал был спровоцирован юным дарованием только ради шумихи и парочки острых статей, а вот Литтону, нервно поправляющему свой галстук четвертый раз подряд, похоже, действительно требовалась помощь.

Пока Феликс наслаждался выторгованными пятнадцатью минутами повышенного внимания к своей персоне, Эрнест Львович подошел к Полине:

— Когда закончится этот цирк с журналистами, будем вносить полотна, с черного входа. Восточный зал готов?

Полина потеребила развязавшийся бантик на воротнике:

— Да, там все сделано… Но Феликс вроде хотел чем-то украшать стены… дополнительно…

— Поэтому мы и убедили его приехать раньше. Чтобы было время определиться, наконец, с оформлением и на само декорирование.

— Не так много…

— Достаточно. Просто, выражаясь максимально дипломатично, с экспозицией господина Феликса Петрова придется постараться несколько больше, чем обычно. Но с ним всегда не все просто, судя по опыту наших коллег. В общем, проследишь за выгрузкой полотен, далее займешься будущими проектами. Насколько я помню, у нас еще афро-скульптуры на октябрь, инсталляция на тему экологии и сборная выставка питерских художников, и никто этому не уделяет должного внимания из-за этой неразберихи. А Феликсом займусь я сам.

Последняя фраза резким рывком высвободила Полину из липких путаных ветвей тягостного полусна, отчего в ее голосе снова проявились строгие нотки:

— Все остальные проекты, о которых ты говоришь, ежедневно отслеживаются и находятся под моим контролем. В том числе и эта выставка. И напомню, что именно я ее организовала, практически полностью, без твоей поддержки…

Вишцевский негромко откашлялся:

— С Феликсом может быть очень много сложностей, он непростой человек.

— Ты, наверное, удивишься, но об этом я начала догадываться еще по телефонным разговорам. И меня это почему-то не беспокоит. А знаешь, почему? Потому что после апрельской выставки… как она там называлась… «Грома омут»… когда ты внезапно исчез недели на три, бросил все и уехал, до сих пор не знаю куда…

— Не будем об этом.

— После нее меня сложностями не испугаешь. Посмотрела бы я, кто бы еще выжил после такого бреда. А вообще, говоря начистоту, ты, папа, последний год ведешь себя как-то странно, ты таким раньше не был. Как будто скрываешь что-то.

Эрнест Львович проигнорировал замечание и сделал на шаг назад.

— Хорошо, упрямства тебе не занимать, будешь помогать мне с Феликсом. Но с ним нужно быть достаточно рассудительным и очень тщательно подбирать слова, этот парень далеко не мастер деликатности. Это, — директор внимательно обвел всех глазами, — и всех вас касается. Без необходимости с ним заговаривать не стоит, просто соблюдаем вежливость, всем понятно?