Кирил Бонфильоли - Что-то гадкое в сарае

— А что делает Джордж?

— Ничего. Их нет.

С тем он открыл оружейный стеллаж и собрал свой красивый дробовик «черчилль XXV» с такой свирепостью, что я невольно поморщился. Мы помчались. И никого не увидели. Выгрузив Сэма в Сионе, я быстро поехал в Сент-Джон, а оттуда пополз обратно, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Одна группа пьянчуг злобно спорила о футболе. Одна могучая тетка ехала автостопом от Вигана: она никого не видела. Один зловещий малый — вылитый насильник, на мой взгляд, вот только он уже был с местной девой; а мерзкий взгляд, которым та меня оделила, недвусмысленно говорил, что она вообще-то надеется утратить свой девический статус, даже если придется бросать при этом вызов живой изгороди, я же процедуру только задерживаю. Хахаль ее утверждал, что десятью минутами раньше слышал, как в сторону «рут милитэр» [63] Военной дороги ( искаж. фр. ). очень быстро проехал очень большой мотоцикл, затем остановился. Через несколько минут завелся снова и уже гораздо медленнее направился к северу. Это явно Джок — парень, несмотря на свою наглую внешность, оказался отличным свидетелем. Его беспокойная жертва дергала его за рукав, твердя:

— Ай, ладно тебе, Норман, нас это не касается, — и так далее, поэтому я привлек его интерес, вынув свой толстенький «банкирский особый» и крутнув барабан, словно проверяя боекомплект. Действия мои его заворожили — перед ним будто бы ожил Дикий Запад.

— Так вы, значть, полиция, а?

Я густо хмыкнул:

— Нет-нет, немножко важнее. — Голос мой при этом он запросто мог принять за голос Тайной Службы. — А вы видели или слышали кого-нибудь еще — быть может, пешком?

— Нет.

— Иначе бы заметили, что скажете?

— Еще б. Я ж тут ушки на макушке держу, вдруг девушкин папаня объявится.

— Да, разумеется. Вполне. Что ж, благодарю за помощь.

Я почти уже сел в машину, как вдруг парень чирикнул, подзывая меня снова. Я вернулся.

— Смешно, что вы спросили, мистер. Тут на поле с картошкой какой-то хрен валандается, только что через забор перелез. Я его не вижу, но слышу.

— Ой, Норман, это нас не касается… — И так далее.

— Заткни хлебало, корова глупая. — (Как изменился кадреж в сравнении с нашими временами, не правда ли?)

Мы с Норманом тихонько пробрались на поле, и точно — хрен действительно ходил на цыпочках по картошке. Едва место и время приспели, я сшиб его с ног, а Норман обрушился сверху. Добыча взвизгнула, грязно выматерилась и принялась пинаться и царапаться. Едва мы его подавили, выяснилось, что это доминошный ученик Джока, весьма раздосадованный; в конечном итоге — на сумму в пять фунтов. Норману я тоже дал конфетку, и он с готовностью сообщил имя и адрес на случай, если мне еще понадобятся подвиги на ратном поприще.

Мы с доминошником прибыли в «Ля Гулютери» единовременно с «ровером» Джорджа, в котором сидели Джордж и Сэм, подобранный на «рут милитэр». Джока поднесло на его «ариэле», не успели мы войти в дом. Докладывать было нечего — ни одному из нас.

Кроме врача. Ему все это ни в едином пункте не понравилось: он лечил строго свинку да корь, и теперь его маска профессиональной уверенности быстро сползала. Вердикт его предназначался большей частью лишь для Сэмовых ушей, но мы, все остальные, не могли не видеть, как лицо Сэма кривится и мрачнеет. Профессиональное бормотанье не заканчивалось, Сэм скрежетал зубами. Джордж бесстрастно смотрел в пространство, я ерзал. То была, как выражаются нынче детишки, совершенно не моя тусовка.

Ситуация представлялась настолько удручающей, что Сэм чуть не забыл предложить врачу ритуальный стаканчик темного хереса перед тем, как проводить эскулапа на следующую миссию милосердия. (Отличный он, вероятно, малый, этот врач, и гордость Гильдии аптекарей, но я ловлю себя на том, что с трудом могу доверять медикам, щеголяющим огромными негигиеничными усами. «Пусть согрешивший попадется в лапы Терапевту» [64] Слова Сатаны из рассказа Редъярда Киплинга «Непрошеные милости» из сборника «Ограничение и обновление» (1932). , как я всегда говорю.)

Иоанна спустилась с видом обеспокоенным: Виолетта наконец поддалась массивной дозе успокоительного, кою врач влил в нее (возможно ли поверить — 15 миллилитров паральдегида?), но состояние ее оставалось довольно жалким. Мы устроили совещание, и события до сего момента выяснились следующие.

Нападающий, очевидно, проник в дом через окно кладовки. Виолетта находилась у себя в спальне — снимала макияж перед душем. На ней были только практичные шерстяные панталоны, кои девушки, подобные Виолетте, обычно и носят. Вдруг в зеркале ее туалетного столика возник отвратительный силуэт — лишь на секунду, ибо свет тотчас погас.

Сэм сидел у себя в кабинете, сплошь заставленном книгами — даже двери, отчего помещение практически идеально звукоизолировано; но, как бы то ни было, Иоанна предполагает, что Виолетта вряд ли кричала — бедняжку, должно быть, парализовало ужасом.

Насильник был, говоря мягко, груб и атаковал Виолетту и так, и эдак. Маркиз де Сад мог бы с пользой брать у него заочные уроки. Более всего, казалось, им движет даже не похоть, а ненависть. Виолетта несколько минут бессвязно лепетала Иоанне, пока не погрузилась в зажатое молчание, и связные фрагменты, припомненные Иоанной, таковы:

«Он ужасно вонял. Козлом».

«От него пахло смазкой, но мерзкой».

«На нем была кошмарная маска, она воняла резиной».

«Он меня ненавидел».

«У него на пузике нарисован меч». (В Виолеттином мире глупого Нодди [65] Нодди — персонаж серии детских книг (1949–1963) английской писательницы Энид Мэри Блайтон (1897–1968), деревянный мальчишка с головой на пружинке, часто попадает впросак из-за своей доверчивости и доброты. даже у безумных насильников «пузики», а не животы. Энид Блайтон, Энид Блайтон, сколь многим мы тебе обязаны!)

«У него на руках шипы». (Мы с Джорджем переглянулись — это прямо из дела Джерсийского Зверя.)

«Он все время говорил гнусности, причем — на жутком языке. Нет, не “патуа”, но я все равно знала, что это гнусности».

«У него все руки были в земле, мне от них было больно ».

Самым же гадким — от чего она испустила, наконец, вопль — было вот что: после того, как мерзавец выскользнул в окно, Виолетта почувствовала у себя меж бедер что-то холодное и влажное.

Оно ерзало.

— Лягушка, помилуй нас боже, — с отвращением произнес Сэм. — Человек этот — явный безумец.

— Лягушка? — переспросил я.

— Я же сказал.

— Сэм, а она не такая зеленовато-желтая, с длинными задними лапками?

— Разрази вас гром, Чарли, умеете вы играть на нервах! У меня не было настроения рассматривать ее задние лапы. Я лишь схватил ее и выкинул.