Ирина Меркина - Дело вахтерши Ольги Васильевны. Сверху видно все

— У-у-у! — простонала Марина Станиславовна, в изнеможении падая в кресло, когда за гостями наконец закрылась дверь. Барбос, наоборот, сделался необыкновенно активен и рысью пробежал по комнате и коридору, заглядывая под диваны, стулья, столы и внимательно изучая электрические розетки.

— Вы что делаете, Виктор Семеныч? — поинтересовалась Марина утомленным голосом.

— Насекомых ищу, — сквозь зубы ответил капитан, поднимая вазу с розами.

— Каких еще насекомых? — испугалась Марина Станиславовна.

— Ну, ты же со своим кавалером все о тараканах говорила. Вот я и подумал: может, не случайно. А я этих тварей не перевариваю, — с этими словами Барабас выпрямился, сделал страшные глаза, прижал палец к губам, а потом показал большие уши и обвел рукой комнату.

— С ума сойти… — одними губами произнесла Марина.

До Ольги Васильевны наконец тоже дошло, что милиционер проверяет, не поставили ли гости в квартиру подслушивающих «жучков». А следовательно, говорить о результатах операции пока нельзя. Она огляделась, отнесла на кухню пустые тарелки и собралась их вымыть, но решила сначала снять хозяйские кольца, да и все прочие фамильные драгоценности. Отправилась в спальню, сложила на трюмо золото и парик и посмотрела на себя в зеркало. Красивый макияж немного «поплыл», и собственное лицо в обрамлении примятых париком волос показалось Ольге Васильевне кукольным, грубо раскрашенным, а оттого еще более старым. Надо умыться, снять неудобные туфли и походить пока босиком по ковру, ничего страшного. А еще лучше — поскорее добраться до дома, переодеться в теплый тренировочный костюм, толстые джурабы и разношенные тапочки, посидеть полчасика у телевизора и улечься спать, ведь завтра ей снова на дежурство. Кончился Золушкин бал, и туда ему и дорога!

— Оля, не вздумай мыть посуду, у меня машина! — крикнула ей из кресла Марина.

— Ну, вроде все в порядке, — тяжело дыша, заключил Барабас. Ольгу Васильевну это заявление застало на полдороге в ванную, и она остановилась.

— Приступаем к оперативке, — произнес капитан Казюпа, усаживаясь за драгоценный столик и доставая из кармана пиджака свою потрепанную записную книжечку.

— Обязательно сейчас? У меня сил совсем нет… — попыталась вяло возразить хозяйка.

— Сейчас, сейчас. Причем начинаем с тебя, потому что мы с Ольгой слышали примерно одно и то же.

— Ох! А что я? Ну, говорили о черных, которые понаехали, про его жильцов. Он мне повторил то, что ты сказала тогда, — что у них не стыдно деньги брать. Сравнивал с тараканами… Что если они перегрызут друг друга — нам же лучше. Так, еще?..

— По существу дела, Марина! — поторопил Барабас. — Что ты узнала о его деятельности и занятиях? Про его взгляды примерно известно.

— О занятиях — что он собирается регистрировать партию. Легальную. Предлагал мне вступить, говорил, что единомышленники очень нужны.

— Ага, — кивнул Барбос, помечая в своем блокноте. — Ольга Васильевна?

— Этот Грибоедов рассказывал про какое-то место за городом, где тренируются молодые… как он их назвал? Молодая смена? В общем, штурмовые отряды. Вот в какой санаторий он, оказывается, ездит. И машину за ним присылают не ветераны, а патриотический союз, или как их там. Я так поняла, что он эту молодую поросль и тренирует. И вас приглашал участвовать. Меня — нет, потому что женщин туда не берут. Правильно?

— Правильно. Все?

— Кажется, все.

— А вот и не все, девушки, — удовлетворенно сказал капитан. — Оля упустила одну важную деталь, которая делает нашу историю связной и логичной, если сопоставить ее с Марининой информацией.

«Девушки» молча смотрели на него, хлопая глазами.

— Грибоедов обронил фразу, что Леонид Викторович в том тренировочном лагере не появляется. Почему? Да потому, что он собирается создавать легальную партию и ему опасно рисоваться рядом со штурмовиками и скинхедами. Тем не менее я думаю, что этот лагерь находится на его личной даче в поселке «Витязь».

— И его там видели! — воскликнула Ольга Васильевна. — Мальчик на парашюте и тот фотограф, которого он катал. А может, фотограф специально для этого и поднимался над поселком…

— Этот фотограф, Грищенко, незадолго до гибели говорил своему другу о каких-то хороших перспективах. Может, кто-то дал ему задание сделать такой компрометирующий снимок и пообещал заплатить? — подхватил милиционер.

— И за это его убили, — торжественно закончила Морозова. — Слушайте! Выходит, мы раскрыли это дело!

— Ну нет… — с сомнением произнесла Марина Станиславовна. Она по-прежнему лежала в кресле, изображая полный упадок сил, и лениво слушала рассуждения своих коллег по расследованию. — Что-то слишком просто. Почему тогда парашютиста не убили? И на какой высоте они должны были летать, чтобы разглядеть Переяславчикова? Порхать над самым забором, как птички?

— Тут кое-что надо додумать, — согласился Барабас. — Но в целом, мне кажется, версия правильная. Идемте, Ольга Васильевна, уже поздно. Поймаем такси, я вас домой отвезу.

Марина Станиславовна даже не встала с кресла, вяло помахав им рукой в красивых кольцах. А Ольга Васильевна по дороге сообразила, что листовки в квартиру Карины подложил тоже Переяславчиков! Он же сказал, что был бы рад, если бы эти черные перегрызли друг друга.

— Какие еще листовки? — не понял Барабас, и Морозова вспомнила, что в это дело его не посвящали. А Любочке и другим девочкам не сообщили о сегодняшней операции. Не годится это. Так и пропадает важная информация, не сходится одно с другим. Пора прекращать эти тайны, если мы хотим чего-то добиться, и работать сообща.

Эту полезную мысль Ольга Васильевна высказала милиционеру, уже подъезжая к своему дому. На рассказ о листовках времени не хватило.

Саша решительно приблизился к соседской двери и позвонил — сначала коротко, едва коснувшись черненькой кнопки. Потом спохватился: так звонят в дом, где есть дети, чтобы их не разбудить. У профессора детей вроде бы нет. Он позвонил снова, подлиннее и погромче. В квартире было тихо. Значит, профессор все-таки лег спать.

Саша постоял еще немного, представляя себе одинокую спальню, в которую придется возвращаться и снова мучиться вопросами без ответов. Ничего не поделаешь, утро вечера мудренее. Он вздохнул и еще раз нажал кнопку звонка. Никакого ответа. Уже уходя, Саша машинально уперся в дверь рукой — и она открылась.

В прихожей было темно, только из ближайшей комнаты пробивался свет, и оттуда же несло чем-то пригорелым, вроде печеных баклажанов. Саша неуверенно шагнул вперед, но потом решил, что если у человека не заперта входная дверь, то это в любом случае непорядок. К тому же в квартире было тихо, значит, профессор один, максимум с кем-то вдвоем, и можно не бояться встретить здесь агрессивно настроенную компанию.