Ирина Меркина - Дело вахтерши Ольги Васильевны. Сверху видно все

В этот раз она открыла машинально, погруженная в мысли о том, что она скоро пойдет на работу, а значит, надо выкроить денег на новую, просторную, но элегантную одежду.

На пороге стоял пожилой сосед из другого крыла. Карина знала, что он профессор и азербайджанец, они раскланивались в лифте, но знакомы не были.

В один из первых дней, надраивая квартиру, Карина наткнулась на балконе на какие-то странные листы — с текстом, написанным вроде бы по-русски, но совершенно непонятными словами. Она хотела их выбросить вместе с остальным бесполезным хламом, но Саша сказал:

— Это азербайджанский язык. У них раньше писали кириллицей. Тут на нашей площадке живет азербайджанский профессор, давай отдадим ему, может, это что-то ценное.

Карина сложила покоробленную от сырости пачку в углу встроенного балконного шкафа — и забыла о ней. Она спохватывалась, лишь когда случайно встречала азербайджанского профессора в лифте, но это бывало редко, и обычно они ехали не домой, а вниз.

Сейчас профессор стоял перед ней такой испуганный, что она и не вспомнила о злополучных листках.

— Извините, — произнес сосед, стараясь казаться спокойным, — у меня под дверью лежит человек. Мертвый.

Он повернулся и сделал настойчивый жест, словно предлагая ей пойти проверить, что он не врет. И тут же, не дожидаясь, зашагал обратно в свое крыло, как будто опасался, что мертвый куда-то денется и ему нечего будет предъявить в доказательство своей правоты.

Карина схватила с полочки ключи, выскочила из квартиры и побежала за ним. На площадке открылась еще пара дверей — видимо, профессор звонил в каждый звонок и, не дождавшись ответа, бросался к следующему.

— Вы уверены, что он мертвый? — спросила Карина на ходу.

— Я биолог, — нервно ответил профессор.

В сопровождении еще двух соседей — низенькой пожилой женщины в обтягивающем трико и плечистого молодого парня — они подошли к квартире профессора. Человек действительно лежал там, почти упираясь ногами в приоткрытую дверь. И он был мертв.

— Я первый раз его вижу, — сказал профессор, хотя никто его ни о чем не спрашивал.

— А что же делать? — растерянно спросила пожилая женщина.

Карина вдруг обнаружила, что все смотрят на нее в ожидании ответа. А может, они просто смотрели, потому что она была в оранжевом шелковом кимоно, которое на серой лестничной клетке казалось ярким цветком и невольно привлекало внимание. Или думали, что она тут главная, потому что первая открыла дверь и направилась за профессором. Но Карине было некогда размышлять, почему именно ей предстоит принять решение. Тем более что решение было простым как валенок.

— Надо вызвать милицию, — сказала она.

Парень удовлетворенно кивнул, как будто проверял ее на правильность реакции, и снял с пояса мобильник.

Но она не ожидала, что приедет Барабас. Хотя, если подумать, иначе вряд ли могло быть, — ведь их дом находился в том же районе, что и салон «Золотая шпилька»: Марина Станиславовна специально искала ей квартиру поближе к работе.

Капитана Казюпу, которого в «Шпильке» за рыжую щетину называли Барбароссом, а чаще Барбосом или Барабасом, Карина знала давно. Он работал участковым уже несколько лет, после того как ушел с Петровки, не поладив с новым начальством.

Вначале он просто собирал с салона дань, как и с других подотчетных ему «точек». Но с того момента, как «Золотая шпилька» стала по совместительству детективным агентством и раскрыла несколько запутанных преступлений, отношения капитана с девочками из салона стали другими — ревниво-сотрудническими. Неугомонные бабы то и дело перебегали Барабасу дорогу, но зато великодушно позволяли ему пользоваться плодами своих расследований и зарабатывать одобрение начальства.

«Наверняка он решил, что я тоже тут что-то расследую, — сердито думала Карина. — Ну как же, если труп, то рядом кто-то из «Золотой шпильки», это уж непременно. Теперь начнет таскаться в салон и морочить девочкам голову. А я вообще ни при чем, я на больничном, и меня нельзя волновать, не то что трупы показывать. Нет, не зря Марина Станиславовна советовала никому дверь не открывать. Вот и заработала неприятности на свою голову».

Вечером ей позвонила Любочка. Карина добросовестно рассказала все, что знала, — то есть практически ничего.

Люба Дубровская работала в салоне «Золотая шпилька» парикмахером и была душой и вдохновителем их детективного агентства. Уже после первого их дела — о двойниках — участковый Барабас углядел в Любочке способного сыщика и именно ее считал своим главным конкурентом.

Но он был не прав. Во-первых, успех расследований «Шпильки» определялся не только Любочкиными талантами, но и слаженными действиями всего коллектива, где каждый — точнее, каждая всегда была готова помочь подруге хоть советом, хоть сбором разведданных. А во-вторых, конкурировать с участковым они не собирались, просто жизнь вдруг стала подкидывать им одну за другой загадки и тайны, которые просто невозможно было бросить нераскрытыми, как грибы посреди опушки, — девать некуда, но не сорвать нельзя.

Насколько знала Карина, уже два месяца никаких преступлений в их поле зрения не совершалось, и Любочкины дедуктивные мозги находились «на просушке», отчего она очень страдала. Потому понятна была ее реакция на явление в салон Барбоса, который, конечно, Карине не поверил и пошел «колоть» свою приятельницу Марину Станиславовну, выясняя, почему ее «красавицы» опять оказались около свежего трупа.

Любочка была огорчена скудной информацией, но виду не подала, велела Карине «держать руку на пульсе» и очень обрадовалась, узнав, что она возвращается на работу. На прощанье Люба посоветовала ей пообщаться с вахтершами, которые всегда все знают, и послушать, нет ли у них своих версий совершенного убийства.

— Люб, я посмотрю, — без энтузиазма ответила Карина, поскольку зря обещать ей не хотелось. Она вовсе не собиралась беседовать с любопытными бабками, для которых она, Карина, представляет такой же объект перемывания косточек, как и остальные жильцы, — а то и больше. Только сегодня, когда Карина сдавала деньги на приобретение камеры наблюдения, та самая похожая на кролика тетка, которая орала на профессора, спросила ее про национальность. Не так, конечно, в лоб, но достаточно бесцеремонно. Что-то вроде: «Вы из тридцать девятой? А вы тоже цыганка?» Почему «тоже» Карина не поняла и в другое время ответила бы просто «нет» или еще как-нибудь односложно. Но в эпоху всеобщей охоты на ведьм и ваххабитов не стоило вызывать лишних подозрений, поэтому она улыбнулась лучезарнейшей из своих улыбок, используемых для самых вредных клиентов, и сказала:

— Нет. Я армянка.