Тамара Лисицкая - Двенадцать

Перед сном я пробралась на кухню и выпила целую бутылку кефира. В смятении я тайно пью кефир, и это помогает.

В то утро я проснулась с омерзительнейшими предчувствиями. Лил дождь. Лёва уже уехал на работу, оставил записку: «Завтрак на столе, оденься теплее и подготовься как следует».

Макса с машиной не было, дома у него никто не отвечал. Я вызвала такси и всю дорогу боролась с желанием выпрыгнуть и убежать куда-нибудь. Таксист, как человек чуткий, пытался меня развеселить, что-то рассказывал о своей выдающейся жизни, комментировал наклейки на панели. Подумать только, у него даже дипломы имелись! Редкой занудливости тип. Какая смертельная тоска! Как я не хочу никуда ехать!

В редакции меня встретил капитан Ковальчук, посмотрел настороженно, и мы даже не кивнули друг другу. Капитан уткнулся в журнал. Странное было сочетание — милиционер с крестьянской фактурой и «Женский журнал» с полуголой фотомоделькой на обложке.

У входа в Лёвин кабинет стоял Макс.

— Это что? — спросил он нехорошим голосом.

В руках у него была «мыльница».

— Фотоаппарат, — вяло ответила я. Не было сил удивляться, здороваться.

— Я вижу. Какого чёрта мне его вручили? Ты думаешь, я теперь буду вечно сопровождать тебя в твоих кровавых походах за интервью? Напрасно! У меня совершенно другие планы!

Мне не хотелось никаких интервью — ни бескровных, ни тем более кровавых. Не хотелось обременять Макса и отвлекать от срочных эротических дел. И спорить не хотелось.

— Пошёл в… — и я проволокла своё тяжёлое сегодня тело мимо, в Лёвин кабинет.

Спиной почувствовала Максово удивление и обернулась, чтобы смягчить удар.

— Тебе больше не хочется получать гонорары из нежных рук Инги Васильевны?

— Да в гробу я видел все эти руки! — Макс был возмущён, он топал сзади и ругался. — Мне душевное равновесие дорого!

— С каких это пор?

— С некоторых!

Вот странная штука, стоило кому-нибудь огрызнуться, задеть меня или заскулить, как тут же я приходила в чувство. Лучше любого лекарства от тоски для меня было чужое нытьё.

— Ничего, дорогой, ничего, — я на ходу сделала ручкой удивлённой Лене. — Салют заслуженной красавице редакции!.. Это только начало, смирись. Мы с тобой — удачный творческий союз, Макс, мы — соавторы! Ильф и Петров! Куда я, туда и ты, и наоборот! Обречены творить плечом к плечу!

— Пошла ты со своим плечом!..

— Но-но! Без истерик! В конце концов, я же не жениться тебя на мне прошу…

В дверях стоял Лёва.

— Я просил тебя не выражаться! Ты опоздала на десять минут!

— Хорошо, что я вообще пришла!

Группа захвата выехала на интервью. Впереди — Макс, я, фотограф Метрин и Рушник. Сзади — в неприметных «Жигулях» — капитан Ковальчук и ещё три милиционера. Все в штатском. Но лица-то у них были не штатские! На лицах было написано, что они едут захватывать преступника! Даже на их машине это было написано! А на нашей машине было написано, что мы сами преступники и есть.

— Художник Софронова — очень непростой человек, — напутствовал Рушник, просачиваясь с заднего сиденья. — С вашим сложным характером я бы не рискнул ввязываться в диспут. Поговорите о чём-нибудь дамском. В конце концов, концепция нашего журнала — Лёгкое, Изящное, Дамское…

— По-вашему, дам интересуют только любовные истории, кулинария и тесты?

— Нормальных дам — да.

Метрин снова что-то жевал. Макс напряжённо молчал. Сосредоточиться на лёгком изяществе я не могла при всём желании. Хотелось попросить остановить машину и выйти. И уйти. Тоскливое бессилие залило меня с головой так, что не хотелось дышать. Затем к этому коматозу прибавились знакомые ощущения тошноты.

Мы причалили к старому дому с обвалившимися нимфами над окнами. Дом всем телом опирался на строительные леса и частично был затянут в зелёную сетку — «строительный бинт».

— Мы приехали по адресу? — тихо поинтересовался капитан Ковальчук.

— По адресу, — кивнул Рушник. — Я здесь бывал неоднократно. На третьем этаже у Галины Александровны мастерская. Дом подлежит сносу, но друзья Галины Александровны настояли, чтобы тут кое-что подремонтировали… Словом, это будет культурный центр всероссийского масштаба…

— Хорошо иметь верных друзей, — Макс сунул в зубы сигарету. — Интересно, чем она расплачивается с ними за их доброту? Может, рисует их портреты? Для всероссийской истории.

— Когда вы созванивались с Галиной Александровной? — капитан Ковальчук смотрел на окна третьего этажа. Его переодетые молодцы в это время изучали дом со всех сторон, обнюхивали углы.

— Созванивался? — Рушник прижал пальчики к вискам. — Сейчас, сейчас… Сегодня созванивался, в десять… Сорок две минуты назад… И вчера вечером созванивался. Предупредил, так сказать, всё объяснил…

— Что объяснили?

— Ну… Что приедем с журналистом… И с группой товарищей для поддержания порядка… потому что журналист буйный.

Макс похлопал по карманам.

— Дайте огня, группа товарищей… Можно, я тут покурю, пока вы пойдёте всей группой брать интервью?

— Как она разговаривала с вами утром? — Ковальчук внимательно посмотрел на одного из своих парней. Тот моргнул и поправил воротник куртки.

— Вы… Вы меня спрашиваете? — Рушник заглянул Ковальчуку в лицо.

— Вас.

— Ну… Как обычно. Резковато, но… Это человек непростой судьбы, я привык к тому, что она резка.

— Она ждёт нас?

— Я сообщил ей время, а ждёт ли… Видите ли, это сложный человек…

— Звоните сейчас.

— Опять? — Рушник огорчённо заморгал. — Ей не нравится, когда часто…

Под взглядом капитана он сник, достал мобильный, набрал номер и зашептался, выскуливая извинения, с художницей. В окне третьего этажа мелькнула тень. Или мне показалось?

По лицу слушающего Рушника было видно, что уже никто никого не ждёт и нам лучше убраться восвояси со всеми нашими грёбаными командами и телефонами.

— Но мы всё-таки зайдём! — дрогнувшим голосом заявил Рушник. — Душечка, Галочка, поймите, мы жертвы обстоятельств. Не вините нас. Мы зайдём.

Отключил мобильник, не дожидаясь ответа, и посмотрел с вызовом — даже! — на капитана.

— Иди первый, — Ковальчук кивнул на дверь парню с воротником. Он немедленно сунул руку в нагрудный карман, что-то поискал, поправил.

— Огня дайте! — Макс всё ещё стоял с сигаретой. — Жалко вам, что ли?

Парень с воротником, не меняя направления тела и мысли, вынул руку из недр куртки и протянул Максу зажигалку. Дал прикурить, потом ещё пару минут слушал в сторонке указания Ковальчука. Лицо у парня было сосредоточенно-пустое, нижняя губа выпячена, и он постоянно щёлкал зажигалкой. Наконец, двинулся к двери, посвёркивая огоньком.

— Нервничает, — радостно констатировал Макс. — Все нервничают. Успокоились бы уже давно, махнули рукой на это интервью, выгнали бы тебя в домохозяйки… И всё снова наладилось бы… Так нет — великие цели, задачи, тщеславие. А кто придумал эту траханую рубрику? Сами же и придумали, а теперь: мы не можем отказаться, мы обязаны… Ненавижу вас всех.