Наталья Александрова - Дело – труба!

Набрав номер, записанный против имени «Роза Ш.», Леня приветствовал приятеля:

– Привет, старик! Как жизнь?

– Лучше всех! Всегда рад тебя слышать! Признавайся – просто так звонишь или по делу?

– По делу, – честно признался Маркиз.

– Что – консультация нужна?

– Верно! Ты не против пообедать вместе?

– Когда я был против! – Рудик заметно оживился. – Тут на Васильевском острове открылось новое заведение, называется «Обильная трапеза». Говорят, там неплохо готовят.

– Во всяком случае, название многообещающее. Ну, давай там через сорок минут.

Леня издали заметил яркую вывеску, на которой славянской вязью было написано: «Трактир “Обильная трапеза”».

Вокруг этой надписи были нарисованы румяные пироги, кренделя и калачи.

Вход в заведение был оформлен в виде огромной расписной деревянной дуги, вроде той, какую используют в конской упряжи, только в несколько раз больше. Дуга эта была увешана бубенцами, и, когда Леня прошел под ней, эти бубенцы приветственно зазвенели, извещая персонал о появлении посетителя.

Рудик подошел к входу практически одновременно с Маркизом и догнал его в дверях трактира.

Навстречу приятелям шел, кланяясь, молодой парень в рубахе-косоворотке из красного шелка и красном картузе. Еще на нем были сапоги, которые громко поскрипывали при ходьбе.

– Это что за лицедей? Метрдотель, что ли? – вполголоса спросил Леня Рудика.

– Как можно! – ответил тот. – Это же не ресторан какой-нибудь, это, брат, исконный наш трактир, так что тут не метрдотель, тут, брат, половой! Не дай бог назвать его метрдотелем – обидится! А за стойкой у них не бармен, а целовальник!

– Целовальник? Как-то это двусмысленно!

Подойдя к ним, половой еще раз низко поклонился и проговорил нараспев:

– Добро пожаловать, господа хорошие! Хорошо ли добрались?

– Хорошо, хорошо! – заверил его Рудик.

– Вот радость-то! Откушайте же, чем бог послал! Вам столик на двоих?

– На двоих, на двоих!

Столы в трактире были из натуральных, тщательно оструганных сосновых досок, покрытых домоткаными скатертями, на каждом столе стоял медный самовар, увешанный связками бубликов и баранок. По стенам висели портреты каких-то бородатых господ и генералов в дореволюционных мундирах, украшенные бумажными цветами. На видном месте красовались часы с кукушкой в резном деревянном корпусе.

Половой проводил приятелей к свободному столу возле окна и положил перед ними обширное меню, написанное от руки на настоящей бересте.

– Оцени, какое все подлинное! – восхищался Рудик. – Настоящая береста! Настоящее дерево! Все исконное, аутентичное! Даже чернила, которыми написаны названия блюд, натуральные! А пахнет-то как! Прямо голова кругом!

Маркиз покосился на приятеля, пытаясь понять причину его неумеренных восторгов.

– А что у них в меню? – проговорил он, разворачивая берестяную книжицу.

– Не меню, брат, а трапезная грамота! – поправил его Рудик. – Так… посмотрим… сперва, значит, закуски… моченая брусника, квашеная капуста, огурчики бочковые, грибочки – как же без них… рыжики, маслята, грузди… икра черная, икра красная… а вот тут, смотри-ка, беломорские устрицы…

– А что, устрицы – это тоже исконное блюдо? – недоверчиво переспросил Маркиз.

– А как же! Надо взять дюжину! У них здесь устрицы свежие, каждое утро прямо из Архангельска самолетом доставляют!

– А какие тут супы?

– Не супы, а похлебки! Само собой, три вида ухи – монастырская, боярская и царская тройная, казацкий кулеш…

– Гуляш? – переспросил Маркиз.

– Да не гуляш, а кулеш, по подлинному старинному рецепту! И вот еще – селянка крестьянская…

– А что тут с главными блюдами?

– Ну, тут большой выбор. Есть бараний бок с гречневой кашей, есть пареная репа по-нижегородски, есть почки по-русски, есть запеканка из брокколи по-посадски…

– Брокколи? – переспросил Маркиз. – Брокколи – это явная ошибка! Когда у нас появилась капуста брокколи? Вряд ли давно!

– Не придирайся! Пироги, опять же, в большом ассортименте… то есть, я хотел сказать, в великом разнообразии – есть курник, есть кулебяка, есть расстегаи с белорыбицей…

– Расстегаи, подозреваю, на молнии? – сострил Маркиз.

– Что? Смешно! – Рудик осторожно усмехнулся.

– Ну ладно, я, пожалуй, возьму расстегай и рюмку водки. Водка-то у них есть?

– У них, брат, не водка, а самогон трех сортов… тройной, смородиновый и «Божья слеза».

– Возьму смородиновый. А что, кофе у них не подают?

– Какой кофе! У них, брат, исключительно сбитень!

– Кофе у нас есть, – проговорила внезапно появившаяся возле их стола официантка… точнее, подавальщица, или как уж ее называли в этом заведении, – румяная молодая особа в цветастом сарафане, с толстой косой, перекинутой через плечо. – Как же без кофе, – продолжила она. – Некоторые гости без кофе и за стол не сядут. Есть и эспрессо, и капучино, и американо, и латте, и ристретто, и кофе по-венски…

– Ну, это замечательно! – оживился Маркиз. – Значит, мне рюмку смородинового самогона, расстегай и потом американо.

– А мне, сестрица, – оживился Рудик, – для начала – груздочков соленых, рюмку тройного самогона, потом, значит, монастырскую уху и кулебяку…

Девушка уже хотела отойти от стола, когда Рудик спохватился:

– А главное-то, главное забыл! Как у вас устрицы – свежие?

– У нас других не бывает!

– Ну, уточним – сегодняшние?

– Утренним самолетом доставлены.

– Ну, тогда несите дюжину. Ну, и лимон к ним, как водится. А больше ничего не надо.

Когда официантка приняла заказ и удалилась, Рудик повернулся к Маркизу:

– Ну, ладно. Говори – что ты хочешь у меня узнать?

– Ты, конечно, знаешь авторитетного бизнесмена Лукьянова?

– А кто же его не знает! – Рудик поднял руки выразительным жестом. – Многие, может быть, и предпочли бы его не знать, да никак не получается… это такой человек, что от него лучше держаться подальше. Так что я тебе не советую ввязываться в какое-либо дело, с которым каким-то образом связан Лукьянов…

– Ну, ничего нового ты мне не сказал. Это каждый ребенок на улице расскажет.

– А что конкретно тебя интересует?

– Ну, всякая информация… что входит в сферу его интересов, с кем он находится, так сказать, в дружественных отношениях, а с кем в конфликте, кто на него работает…

– Как-то это тоже неконкретно. В сферу его интересов входит все, на чем можно делать деньги, от пекарен и салонов красоты до рыболовецких судов и металлургических заводов. Никаких дружественных отношений он не признает, вступает только во временные союзы с тем, с кем это выгодно в данный момент, и разрывает эти союзы, как только в них исчезает надобность…

– Да, действительно, никакой конкретики!