Татьяна Луганцева - Как не попасть на крючок

— Беда! Беда! Беда! — пронесся мимо них пожилой мужчина, махая в воздухе сморщенными кулачками.

— Это что такое? — остановила его Нина строгим голосом. — Дима, ты чего голосишь? Голубей пугаешь?

Мужчина остановился и втянул голову в плечи.

— Что случилось?

Дима переступал с ноги на ногу.

— Это наш долгоиграющий пациент — Дима, — пояснила Нина, хотя это и так было понятно. — И обычно нас радует. Он спокойный и хороший, — погладила его по голове Нина. — А что случилось, он нам сейчас расскажет. Правильно, Дима?

У Димы, которому на вид было лет семьдесят, задрожали губы:

— Моя Галя пропала.

— Ну, почему же сразу «пропала»? Гуляет где-нибудь. Может, отдыхает.

— Так я везде Галю искал, по всем нашим местам прошел. Нет ее! Беда! Беда! — И Дима побежал дальше.

— Никогда его таким не видела, — пожала плечами Нина. — Дима и Галя — влюбленная пара, мы их зовем «наши неразлучники». А Галя найдется, наверное. Что ж, до вечера. — И Нина скрылась за дверями лечебницы.

Войдя в холл гостиницы, женщины услышали сильный храп, непонятно откуда доносившийся. Яна заглянула за стойку. Там на раскладушке спала полная женщина.

— Уважаемая! — крикнула Цветкова.

— А? Что?!

— Мы постояльцы, — сказала Яна, глядя в ее ничего не понимающие глаза.

— Постояльцы? Да что у нас тут, фестиваль какой, что ли, будет? Почему я не знаю? — Она протерла глаза, размазывая тушь и тени.

— Мы хотим у вас остановиться на неопределенный срок. Но, думаю, что ненадолго, — вступила в разговор Любовь.

— У нас только одноместный номер остался, максимум еще одно дополнительное койко-место впихнуть можно, — ответила администраторша. — А вас, как я посмотрю, трое.

— И что вы нам предлагаете? Спать по очереди? — стала заводиться избалованная Люба. И зря она это сделала, потому что администраторша тут же вспылила:

— Нет мест! Это понятно? Жалуйтесь куда хотите!

— Мы не хотим жаловаться, мы согласны на одноместный номер с дополнительным местом. Как-нибудь разместимся, — миролюбиво произнесла Цветкова.

Администраторша бросила ключ на стойку.

— Номер восемь, сутки тысяча пятьсот, без завтраков и прочих услуг. Удобства в конце коридора. Оплата сейчас. Только наличные.

Люба расплатилась, и они пошли по темному, плохо пахнущему коридору. Их остановил окрик администраторши:

— Эй, так вы сразу возьмите дополнительное место!

Женщины остановились в недоумении, а тётка указала на продавленную раскладушку, на которой только что лежала сама.

— Это дополнительное место? — удивилась Яна.

— Нет, букет цветов! — съязвила толстуха. — Всё что есть. А дополнительные комплекты чистого белья принесу чуть позже.

— Вы еще и горничная? — продолжала удивляться Люба.

— Мы экономим, — сухо поджала губы толстуха.

Восьмой номер оказался очень маленьким и неуютным. Кровать под клетчатым пледом, обшарпанный стол, допотопный маленький телевизор, тусклая стеклянная ваза, шкаф для одежды с незакрывающимися дверцами, пара стульев с жесткими сиденьями — вот и весь интерьер, который радовал глаз.

— Мне кажется, что я сплю и не могу проснуться, — прошептала Люба.

Вера Ивановна прыснула со смеху.

— Да уж, это не твои хоромы.

— И как мы тут разместимся? — огляделась Люба.

— Что-нибудь придумаем. Надеюсь, надолго мы здесь не задержимся, — ответила ей Яна, почесывая голову.

— Я требую продолжения банкета! — крикнула Любовь. — Не зря же мы пустились в эту авантюру? Предлагаю продегустировать все меню местного кафе в ожидании проникновения в местную психушку. Кстати, все отметили тот факт, что раньше там лежали психические элементы с уголовным прошлым и даже те, кто просто хотел откосить. Можно предположить, что один из откосивших от справедливого возмездия и припрятал здесь деньги?

— Замечание верное. Но, надеюсь, что это не воровской общак, потому что не дай бог кому-то к нему прикоснуться, — ответила Яна.

— Да какой общак? — возразила Люба. — Ясно же сказали — просто награбленное! И про эти деньги знаем только мы и какой-то неудачник из электрички.

— Он же убийца, так, на минуточку… — поправила ее Яна.

— Нам бы самим не оказаться в психушке в качестве пациентов, — усмехнулась Вера Ивановна. — Вон на Яну уже засматривались как на…

— Ну, договаривай! Как на больную, — подтвердила Цветкова. — Нацепили на меня этот вшивый домик… Кстати, вы тут располагайтесь, делайте что хотите, а я в душ. Мне все равно, общий он или отдельный, мне надо согреться и успокоиться. И волосы расчесать!

— Спускайся потом в кафе, мы тебе что-нибудь закажем, — ответила Люба.

— Надеюсь, полотенца здесь есть? — Цветкова порылась в шкафу, нашла два небольших полотенца и отправилась в конец коридора в поисках душа.

Дверь в душевую была приоткрыта, Яна заглянула и обомлела. Душевая больше напоминала свинарник со стойлами. На стенах и полу была самая дешевая белая плитка — кое-где со сколами, подтеками и разводами. На потолке желтели пятна от сырости. По одной стене располагались две раковины и стояло ведро с тряпкой и шваброй. У заклеенного полиэтиленом окна скособочилась лавка на железных ножках. Помещение разгораживали три перегородки, делившие пространство на четыре отсека. В каждой из этих импровизированных кабин было прибито по крючку для полотенца или мочалки и привинчено по ржавой металлической подставке для мыла. Кстати, обмылок лежал только в одной из них. Также во всех кабинах были натянуты капроновые лески, на которых висели веселенькие шторки с дельфинами.

Не успела Яна прийти в себя от предоставляемых услуг, как новая мысль обожгла ее: неужели мужчины и женщины моются вместе и раздеваются на одной лавочке?

Яна закрыла дверь и увидела ответ на свой вопрос. На гвоздике висела деревянная табличка с надписью: «Женщины». Яна перевернула ее и увидела: «Мужчины».

«Классная защита», — подумала она, особенно учитывая, что замка на двери душевой не было. Значит, любая другая постоялица женского пола может также зайти и начать мыться? Яну даже в далекие советские времена пугали подобные общественные бани и душевые комплексы, а уж в наше время… Но делать было нечего, слишком велико было желание принять душ.

«Будем надеяться, что я все-таки помоюсь в гордом одиночестве», — подумала Яна и повесила на дверь табличку с надписью «Женщины». Сняв свой балахон, она аккуратно положила его на лавку. Чувствовала себя Цветкова крайне неуютно. Стоять на холодном и не очень чистом полу тоже было неприятно. Яна не смогла раздеться догола, так и прошлепала в трусах и лифчике в ту кабинку, где лежало мыло, и быстро задернула шторку. Правда, уюта это не прибавило. Далее Яну ждало новое испытание — она попыталась повесить на единственный крючок два полотенца и бюстгальтер. Как только ее руки коснулись трусиков, по ногам резко дунул прохладный ветерок, затем хлопнула дверь. У Яны сердце оборвалось. Случилось то, чего она боялась больше всего. Кто-то еще вошел в душевую. Цветкова застыла, как в детской игре «Замри!». Она услышала шлепающие шаги, какое-то шуршание и звук задвигающейся шторки. Затем потекла вода.