Шарль Эксбрайя - Позор семьи

— Это значит, что я должна предать моего друга?

— Вы возьмете ваш паспорт и будете действовать так, как если бы мы с вами и не встречались…

Внезапно Пишеранд заметил, что Дорада его не слушает и старается не смотреть на дверь за его спиной, чтобы не привлекать его внимание. Полицейский почувствовал опасность, но слишком поздно. Нож вошел в него в тот момент, когда он поднялся со своего места. Пронзенный под левой лопаткой, он умер почти мгновенно.

Вечером дивизионный комиссар начал беспокоиться из-за исчезновения Пишеранда и его молчания. Он напряженно прождал всю ночь, при этом опасаясь каким-нибудь неуместным действием нарушить планы своего подчиненного. Утром, придя в свой кабинет, Мурато узнал, что Пишеранд до сих пор не подавал никаких признаков жизни. Он тотчас же послал Ратьера и Маспи к мадемуазель Сигулес, чтобы они попытались узнать хоть что-нибудь о нем.

— И сделайте все возможное, ребята, я вас прикрою. Я хочу знать, где Пишеранд!

Инспекторы стучали в закрытую дверь мадемуазель Сигулес, пока соседка не сказала им, что накануне вечером молодая женщина ушла с чемоданом в руке. Маспи и Ратьер уже собирались уходить, но Бруно, знавший благодаря навыкам, приобретенным в его семье, многие способы вскрытия дверей, решил хотя бы одним глазком заглянуть внутрь квартиры, хозяйка которой, по его мнению, уже могла считаться убежавшей. Ратьер чувствовал себя не очень уверенно, но любовь к Пишеранду победила…

Молодые люди сразу же наткнулись на тело своего друга. В первое мгновение они остановились, окаменев, а потом оба, поскольку были молоды и еще не слишком ожесточились в душе, заплакали. Тяжелее было, конечно, Бруно, ведь для него Пишеранд был в какой-то мере отцом, которым не сумел стать Элуа. Они позвонили комиссару, тот грубо выругался и пообещал перевернуть весь Марсель вверх ногами, но найти убийцу. Сразу же были разосланы приметы Эммы Сигулес, и десятки людей бросились на ее поиски. Когда допросили Салисето, он предоставил неопровержимое алиби. Комиссар Мурато не верил, что Пишеранда убила Эмма. Во-первых, потому что нож не был женским оружием, во-вторых, потому что рана была очень похожа на рану Ланчиано, и скорее всего нанесена той же рукой. Из этих размышлений он вывел заключение, что Пишеранд был на верном пути и что Корсиканец должен быть все время в поле зрения.

Что касается Бруно, то для него поиск убийцы стал личным делом. Он подумал, что если отец согласится ему помочь, у него будет отличный шанс быстро достичь своей цели. Поэтому ради Пишеранда в этот вечер он направился в родительский дом.

Все сидели за столом, когда Бруно постучал в дверь. Открывать пошла Фелиси. Увидя его, она в изумлении открыла рот. Полицейский пошутил:

— Ты по крайней мере не прячешь своих чувств. Я был очень рад убедиться в том, что твои зубки в прекрасном состоянии.

— Но… но он там!

— Именно с ним я и хочу поговорить.

Слышно было, как Элуа прокричал:

— Ну, Фелиси, ты скажешь или нет, кто там?

Девушка хотела ответить, но брат опередил ее, войдя в столовую и объявив:

— Это я.

В восклицании Селестины смешались в равной мере радость и страх. Получился какой-то неприятный крик.

Дед подмигнул своему внуку, бабушка улыбнулась и спросила:

— Будешь есть?

Но вмешался Маспи Великий:

— Нет, этому господину здесь делать нечего, и я прошу его уйти не-мед-лен-но, если он не хочет, чтобы его выкинули вон!

Селестина всплеснула руками:

— Божья Матерь! Его сын! Плоть от плоти!

Бруно, не обращая внимания на угрозы, поцеловал мать, бабушку, энергично постучал по плечу деда, не заботясь об Элуа, которому все-таки удалось вставить слово:

— Ты меня провоцируешь, ну, говори, позор своего рода?

— Я здесь, господин Маспи, в качестве полицейского.

— Полицейский или нет не важно, давай проваливай отсюда быстрей, пока я тебе так не выдал, что не забудешь об этом до конца своих дней!

Бруно подошел к отцу и приблизил к нему лицо:

— Если ты меня тронешь как послушного сына, я это переживу, а если как полицейского, то я тебя арестую и пинками под зад отволоку в тюрьму!

— Под зад?

— Вот и-мен-но! Под зад!

Элуа повернулся к жене:

— Чудесное воспитание! Я могу этим гордиться! Отцеубийца!

И, повернувшись к сыну:

— Ну, валяй, убивай меня! Чего ты ждешь?

— Я жду, когда ты перестанешь валять дурака!

Маспи Великий вновь обратился к жене:

— И уважительный, конечно! Я понимаю, что ты считаешь его примером для братьев и сестер! Господин Маспи Младший, я, к сожалению, не могу вам помешать ни носить мое имя, ни прекратить позорить его, но я хочу, чтобы вы знали, что я больше не считаю себя вашим отцом!

— Велика важность!

— Велика… А! Дьявольский прихвостень! Вы будете свидетелями убийства!

Селестина сразу бросилась между двумя мужчинами.

— Перед тем, как ты тронешь моего сына, ты убьешь меня, чудовище!

— Отойди прочь!

— Никогда!

— Не выводи меня из терпения, Селестина, иначе это будет что-то ужасное!

Бруно отодвинул мать.

— Отец…

— Я тебе запрещаю!

— Отец… убили Пишеранда.

Сразу все затихли. Потом Маспи Великий спросил:

— Кто?

— Тот же, кто убил Итальянца.

— Салисето?

— Я не знаю.

— Ага, и ты хочешь, чтобы это узнал я?

— Отец… я очень любил Пишеранда… Он и тебе симпатизировал… Он считал тебя жуликом, но симпатичным жуликом и потом он всегда помнил о нас, твоих детях… Это из-за нас он отправлял тебя в тюрьму гораздо реже, чем ты заслуживал…

— Ну и что дальше?

— Помоги мне найти его убийцу!

— Нет! Прежде всего потому, что не собираюсь работать на полицию, а потом, потому что я не общаюсь с Корсиканцем!

— Даже после того, как он надавал тебе пощечин перед твоей женой и твоими родителями?

— Это другая история, и я сам все улажу, она тебя не касается!

— Ты знал Эмму Сигулес, которую зовут Дорада?

— Очень плохо.

— Говорят, что она подруга Салисето?

— Возможно.

— Это у нее дома был убит Пишеранд.

— Ты ее арестовал?

— Она исчезла.

Элуа усмехнулся:

— Ага, вот какие вы мастера!

— Ты не знаешь, где она могла скрыться?

— Нет.

— Хорошо… Значит, ты не собираешься мне помогать?

— Вот именно.

— Ладно, я сейчас пойду туда, к Корсиканцу! Скажи мне, где я могу его встретить?

— В «Ветряной Мельнице» на улице Анри Барбюса, но, если бы я был на твоем месте, я бы подумал… Тони — крепкий орешек.

— Можешь мне поверить, я тоже не кисейная барышня… Отец, я больше не приду сюда.

— И правильно сделаешь!

— Я не думал, что ты такой плохой… Ты встал на сторону убийцы Пишеранда. Остерегайся впредь… Я буду ходить за тобой по пятам и, клянусь тебе, один неверный шаг, и я засажу тебя в Бометт!