Шарль Эксбрайя - Позор семьи

К девятнадцати часам Элуа постучал лезвием ножа по своей рюмке, чтобы привлечь внимание. Все тотчас же обратились в слух. Он поднялся со стула, немного взволнованный, но полный достоинства.

— Друзья мои, я предлагаю поднять наши бокалы за ту, которую мы сегодня чествуем, за уважаемую хозяйку… мою дорогую жену Селестину, мать моих детей…

Селестина, имея очень чувствительную душу, расплакалась, и, глядя на нее, растроганные окружающие дамы тоже пустили слезу.

Маспи подошел к супруге и театральным жестом положил руку на ее плечо.

— Ну что ты, не плачь… было б из-за чего! Ты находишься в окружении друзей… наших лучших друзей, и мне не стыдно им сказать, что ты сделала меня счастливым и я благодарю тебя за это…

Восхищенные его словами, окружающие зааплодировали, и каждый хотел непременно поцеловать мадам Селестину. От имени гостей взял слово Фонтан-Богач:

— Элуа, мы все очень довольны, что ты счастлив… Ты для всех нас — образец для подражания, и мы тебя уважаем… уважаем мы и твою жену, которая является примером для молодого поколения… Я пью за здоровье и за процветание семьи Маспи!

Вновь выпили, и момент, которого все ждали (потому что каждый чувствовал себя более или менее посвященным в тайну), этот момент наступил. Пимпренетта на своем стуле елозила так, словно сидела на морском еже. Ипполит Доле с горечью взирал на девушку, которая от него ускользала. А Бруно задавался вопросом, хватит ли у него смелости начать скандал, который он задумал. Ну и как иначе ему поступить? Элуа вновь поднялся.

— Друзья мои… Я рад тому, что все вы будете свидетелями… важного семейного события…

Женщины бросали понимающие взгляды на Пимпренетту, которая покраснела под своей белой шляпкой.

— …Освободившись от военной службы, мой сын Бруно намерен приступить к делу… но он хотел бы сразу же и создать свою семью. И я в принципе одобряю ранние браки, потому что в нашей бурной жизни нужно всегда иметь запас времени, к тому же… хотя Бруно и воспитан в твердых принципах, лучше… вы сами понимаете, что лучше не играть с огнем… Ну так вот, Дьедонне Адоль и вы, Перрина, согласны ли вы отдать в жены моему сыну Бруно свою дочь Памелу?

Селестина, вновь расплакавшись, услышала шепот своей свекрови:

— Ну, Селестина, да ты так скоро в фонтан превратишься. К чему этот потоп?

Дьедонне Адоль не преминул тут же воспользоваться подходящим моментом, чтобы показать в полной мере свое главенство над женой, которой пришлось на этот раз уступить первенство, — он торжественно проговорил:

— Элуа, твоя просьба оказывает нам честь, Перрине и мне… Наши дети уже давно любят друг друга… И нет причины препятствовать их счастью… я Даю свое согласие… а ты, Перрина?

Мадам Адоль глубоко вздохнула, от чего туго натянулась ткань ее кофточки, и произнесла:

— Пимпренетта — это вся наша радость на этой земле, вы понимаете, надеюсь, Элуа, что я дважды подумаю, прежде чем с ней расстанусь.

Маспи побледнел:

— Мадам Адоль, а не считаете ли вы нас, случаем, не вполне подходящей семьей для вашей малышки?

Мгновенно внезапное напряжение сменило царившую до этого момента эйфорию.

— Элуа, не передергивайте того, что я говорила. Как и мой Дьедонне, я буду очень горда союзом наших двух семей, только вот…

— Что «только»?

— …Только вот ваш Бруно в свои двадцать два года… он ещё себя никак не проявил! Перед тем, как отдать ему свою дочь, я бы хотела знать, какое он избрал себе дело. Уж за это, я думаю, вы меня не сможете упрекнуть?

Маспи хотел выглядеть справедливым:

— Ты права, Перрина… Но можете успокоиться, незадолго до вашего приезда Бруно меня уверил, что он наконец сделал свой выбор. Это, конечно, несколько запоздалое решение, но, значит, более продуманное.

— Хорошо, Элуа… И все-таки, какую же специальность выбрал Бруно?

Установилось долгое молчание, все ждали, что скажет юноша.

Элуа раздраженно спросил:

— Ну что, Бруно? Ты слышал?

— Я слышал.

— Ну, давай, расскажи нам о своих намерениях.

Как бы бросаясь в омут с обрыва, старший сын Маспи наконец решился. Он поднялся во весь рост и тихо проговорил:

— Я буду работать.

— Это само собой, но где?

— На достойной работе.

— Где? — Возглас Элуа был скорее похож на возмущенный крик, чем на вопрос.

Бруно решил этим воспользоваться и добавил:

— Я пойду работать в полицию.

У Пимпренетты началась истерика. Ипполит ликовал. Фелиси поддерживала мать, упавшую в обморок. Крики, причитания, отчаянные воззвания к небесам слились в единый гомон, а старик Маспи между тем настойчиво требовал бутылку водки, чтобы прийти в себя, утверждая, что если он себя сейчас пока еще сносно чувствует, то после такого удара всякое может случиться. Элуа нервно стал растягивать слова, чтобы избежать апоплексического удара. Бруно, вновь усевшись на стул, напоминал рыбака, который был вынужден оставаться на скале, застигнутый врасплох приливом. Элуа, обретя нормальное дыхание и вертикальное положение, осушил до дна два стакана кьянти, чтобы вернуть себе уверенность. Но прежде чем он успел открыть рот, Перрина прокричала:

— При таких условиях, Элуа, сами понимаете, я оставлю свою дочь при себе.

— Я это понимаю, Перрина…

Пимпренетта вновь собралась устроить истерику, но увесистая материнская оплеуха лишила ее этого удовольствия.

— Друзья мои…

Молчание сковало эти храбрые сердца, потрясенные неожиданным несчастьем, постигшим их товарища.

— …То, что случилось со мной сегодня… я этого не заслужил…

Фонтан-Богач голосом, срывающимся от волнения, подтвердил:

— Да, Элуа, ты этого не заслужил!..

— Спасибо, Доминик. Ведь кажется, что знаешь своих детей… из кожи вон лезешь, чтобы дать им хороший пример… а в один прекрасный день словно просыпаешься и ясно видишь, что пригрел змею на своей груди!

Это сравнение произвело глубокое впечатление. Змей, о котором шла речь, продолжал упорно смотреть в пол.

— Вся моя жизнь оборвалась в одно мгновение и это тогда, когда я уже думал, что смогу мирно наслаждаться старостью… и все по вине этого проходимца, этого негодяя! Скажи, чудовище, где ты набрался таких идей? Наверное, в армии?

К великому ужасу всех присутствующих, воспитанных в уважении к родителям, Бруно восстал против своего отца:

— Эти идеи пришли ко мне именно здесь!

Элуа хотел броситься на сына, но Шивр вовремя его остановил.

— Успокойся, дружище… успокойся… иначе ты натворишь бед!

— Оставь меня, Адольф! Надо же что-то делать! Моя честь этого требует! Он еще смеет говорить (какой ужас!), что набрался всего этого здесь…

— Да, здесь!.. Видя, что мои родители не выходят из тюрьмы, видя, как все вы большую часть жизни проводите в заключении, я решил жить иначе, совсем не так, как вы, потому что самый последний уличный мусорщик более свободен, чем вы, с вашими россказнями о воле. Я хочу, чтобы моим детям не было стыдно за своего отца! И я иду в полицию, потому что хочу бороться против таких людей, как вы, которые делают своих детей несчастными, потому что они уже с самого рождения — добыча для тюрьмы.