Нина Соротокина - С видом на Париж, или Попытка детектива (сборник)

— Почему же четыре, если три? — усомнился Сергей Петрович и добавил веско: — Я имею в виду всадников.

Рыженькая радостно закивала, ради такого костюма она была готова согласиться с чем угодно, а когда Сергей Петрович десятку не взял, она вообще расцвела, угадывая своего.

— Там все написано, — повторила она заговорщицки.

Сергей Петрович понял главное: Апокалипсис — это книга, а книги есть на базе и в библиотеке. И когда он выложил свое пожелание Нинели Саввишне, и понял всю значимость своей просьбы, и поймал в ее глазах уважение, он и к себе стал относиться как-то иначе. Не такой уж он примитив, прости господи. А библиотекарша могла бы быть ничего, если бы не худоба, прямо груша сушеная! Может, ей французские духи подарить или, экземпл, конфеты? Ни-ни, — прикрикнул он на себя. Кобелизм свой забудь! Здесь дело святое. Такое было у Сергея Петровича в этот вечер откровение.

Итак, он пришел за обещанной книгой через три дня, в восемь часов вечера, то есть в конце рабочего дня.

На этот раз Нинель Саввишна была не в духе. Она с утра была взвинчена, с того раннего часа, когда стоит за окном непроглядная сырая темень, дым от чадящих сковородок застилает свет лампочки, все раздражены и очень торопятся с завтраком. Кухонная свара — не редкость, но в последнее время все до предела ожесточилось. Раньше двое ругаются, третий не лезь, а сейчас, в период гласности, самая безобидная перебранка приобретает сквалыжный гражданский характер. Сами собой в разговор вовлекаются не только те, что с ложкой над кастрюлей стоят, но и тот, кто на секунду заглянул на кухню, скажем, за солью. Последний сразу постигает смысл спора, бросает хлесткую, иногда нецензурную реплику, подливая этим масла в огонь, и исчезает с поля боя с чувством полного удовлетворения.

О чем спорили? Загляните в газеты. Там этих тем хоть отбавляй. Утром все началось с невиннейшей темы — цветов. Есть нечего, мыла нет, ниток не купишь, а в избытке одни цветы. Марья из двух угловых комнат, разведенная, с двумя детьми, сказала, что всем заправляет мафия. Мол, приезжают азербайджанцы, скупают на корню ботанический сад. Колотун В.Г. сказал: «Чушь! Гвоздики выращивают на юге, на месте вырубленных виноградников. И всех дел — котел с мазутом, по периметру поля труба для обогрева, а сверху пленка. Топи котел и собирай урожай. Гвоздика плодится там с невероятной быстротой».

Здесь бы всем согласиться, шут с ними, с виноградниками, но кто-то вспомнил незабвенное время, когда «был порядок», а некто тут же поинтересовался: «Когда было беззаконие?» И пошло-поехало, разве что кастрюлями не кидались.

В результате Игорек опоздал в школу, перекалился и сгорел утюг, его, проклятый, теперь не купишь, и в довершение всего она сожгла котлеты. Голые макароны сын, конечно, не будет есть, так и просуществует голодным до ее прихода.

Когда перед Нинелью Саввишной предстал давешний посетитель, она как раз думала про котлеты, и какой Игорь привереда в еде — весь в папеньку, и что сколько она ни бейся, гены есть гены, и недалек час, когда она и сына потеряет, так же, как его незадачливого отца. Глупые мысли, злые, стыдные, а тут еще этот тип! Она вдруг вспомнила его фамилию — Воронец. Как можно мужику жить с такой фамилией — то ли варенец, то ли жеребец? Но взяла себя в руки и вполне вежливо объяснила, что Библия может появиться только через месяц, никак не раньше…

— Мне не нужна Библия. Мне нужен Апокалипсис, — перебил ее странный посетитель.

Ах, вот оно что… А что такое Новый Завет, вы тоже не знаете? А она-то, дурища, толковала о научной работе. Как говорит Игорек, «покупочка произошла». Купилась на умный взгляд и высшее образование. Может быть, у вас, сударь, высшее и есть, но среднее отсутствует!

— Зачем вам Откровение Иоанна Богослова? — спросила она резко.

— Я хочу его откровение почитать, — твердо ответил Воронец.

— Я понимаю. Но зачем?

— Можно я вас провожу? — он вдруг сник, чистейшим платком промокнул влажный лоб.

Нинель Саввишна не нашлась, что ответить, только затрясла отрицательно головой, и такую, видно, прочитал он неприязнь в ее глазах, что немедленно исчез.

Нинель Саввишна решила, что он ушел навсегда, и обругала себя за излишнюю добросовестность. Стоило записывать его в библиотеку, оформлять заявку, объясняться по телефону, зачем понадобилась Библия, и выслушивать хамские нарекания, де, библиотека существует не для распространения мракобесия, а как светоч знаний.

Воронец пришел через неделю и, уже не спрашивая про заказ, стал объяснять Нинели Саввишне, что проводить ее хочет не для чего-нибудь там — не подумайте! — а чтоб поговорить, чтобы она пересказала ему Апокалипсис своими словами.

— Уважаемый Сергей Петрович, — голос у нее дрожал, — вы просите меня о невозможном. Это все равно, если бы вы просили у меня напеть что-нибудь в исполнении Шаляпина. И чтоб вы поняли, что Шаляпин — гений.

Будь это школьник или читательница, словом, любой вызывающий доверие человек, она, конечно бы, попыталась рассказать про Страшный Суд, но этому… холеному. На одном пальце перстень с рубином, на другом брелок с ключами от машины. И он все время этими ключами бренчит, смотрит куда-то вбок и монотонно бубнит, что если она не знает, о чем Апокалипсис, то он к ней претензий не имеет, но если знает — обязана рассказать, потому что тоска у него, тоска…

На этот раз он навязался-таки ей в провожатые. Нинель Саввишна вышла из библиотеки одна. Темно, скользко, она споткнулась на круглой ледышке, и тут неожиданно от стены отлепился Сергей Петрович и подставил ей крепкую, облаченную в пушистый мех руку.

Темна вода во облацех, темны и странны были их беседы.

— Все рушится. Кажется, держусь за стену, а она уходит из-под рук, как при землетрясении.

— Это я понимаю. Вы не удовлетворены жизнью, — менторским тоном увещевала его Нинель Саввишна. — А кто удовлетворен? С тоской надо уметь бороться.

— А вы умеете?

— Умею. Я читаю.

— А… Книга — лучший подарок. Поздно мне в книгах смысл жизни искать. Засыпаю, знаете. Вот Апокалипсис — другое дело. Сейчас все говорят — плюрализм. А какой может быть плюрализм, если в Японии уже помидоры выращивают в форме кубика? Чтоб легче было паковать. И опять же компьютеры! Не счеты, не костяшки занюханные, заметьте. У нас в этом деле форменное безобразие, экземпл, касса…

У-у-у… Как зубная боль! И проблемочки-то у него со спичечный коробок! Нинель Саввишна сочилась раздражением, но потом опять начинала утешать. Мол, хорошо, что у вас тоска, сейчас в стране бескровная революция. Суть ее в том, что каждый должен начать перестройку с себя.

— А ты начала? — от доверительности Воронец перешел на «ты», задышал ей в ухо каким-то иностранным благовонием.