Дональд Уэстлейк - Воровская дюжина. Сборник рассказов

— Я снова вышел! Я убежал!

Он опустил руки, согнул их в локтях и дунул во весь опор к автобусам.

Последующая стрельба стимулировала его бег. Внезапный взрыв за спиной — дрррииит, дрррииит, а затем — тра-та-та-та, и еще целая симфония из разных бум-трах-бах. Ноги Дортмундера были напряжены, словно пружины, и он подпрыгивал в воздухе, как первый самолет братьев Райт — то парит, то бежит посредине улицы, приближаясь к стене из автобусов.

— Сюда! Сюда! — кричали копы с обоих тротуаров и махали руками, приглашая в убежище — открытые дверцы полицейских автомобилей. Но Дортмундер бежал. От них всех.

К автобусам. Он сгруппировался в прыжке, упал на асфальт и покатился под ближайший автобус. Катился, катился и катился, больно ударяя голову, локти, колени, уши, нос и другие части тела о всякие твердые и грязные объекты на дороге. И вот он выкатывается, встает, шатаясь, на ноги и оказывается перед толпой медиков, стоящих с выпученными глазами у своих машин.

Он поворачивает налево. Врачи не собирались его догонять — они не договаривались ловить здоровых людей по улицам, а копы не смогут его поймать, пока не уберут эти автобусы. Дортмундер рванул, размахивая руками, как последний дронт, и жалея, что не умеет летать.

Заброшенный обувной магазин — начало туннеля — остался слева. Машина, которую они здесь оставили, конечно же, давно уехала. Дортмундер продолжал свой бег.

Через три квартала один таксист пошел на преступление и подобрал его прямо на улице, хотя Дортмундер не заказывал такси через диспетчера. В Нью-Йорке только лицензированные таксисты имеют право подсаживать пассажиров на улице. Дортмундер уселся на комковатом заднем сиденье, отдуваясь от бега, как сенбернар, и решил не заговаривать с водителем.

Его преданная подружка Мэй вышла из гостиной, когда он вошел в прихожую своей квартиры.

— Ты, наконец-то! Слава богу! Об этом кричат по радио и на телевидении!

— Я больше никогда не выйду из дома! И если Энди Келп еще раз позвонит и скажет, что у него есть работенка — легкотня, проще паренной репы, я просто ему скажу, что вышел на пенсию!

— Энди здесь. В гостиной. Хочешь пива?

— Да.

Мэй вышла на кухню, а Дортмундер похромал в гостиную, где с банкой пива на диване сидел счастливый Энди. Напротив него на журнальном столике была навалена гора денег.

— Это что? — спросил ошарашенно Дортмундер.

Келп ухмыльнулся и покачал головой.

— Слишком давно мы не выигрывали, Джон, раз ты уже их не узнаешь. Это деньги!

— Но… из хранилища? Как?

— После того как эти парни тебя забрали, их, кстати, поймали, — Келп прервал сам себя, — без жертв, конечно. Ну в общем, я всем сказал, что лучший способ сберечь деньги от грабителей — это вынести их все с собой. Так мы и сделали. Потом я сказал, что лучше бы их все сложить в багажник моей полицейской машины без опознавательных знаков, что стоит у обувного магазина, и я отвезу их в участок для сохранности, а они все могут идти домой и отдыхать от перенесенных испытаний.

Дортмундер уставился на своего друга.

— Ты заставил заложников вынести для тебя все деньги из хранилища.

— И положить их в нашу машину. Да, именно это я сделал.

Вошла Мэй и подала Дортмундеру банку пива. Он сделал большой глоток. Келп снова заговорил:

— Тебя, конечно же, ищут. Под другим именем.

— Единственное, что я не могу понять, так это… Дидамс? — подала голос Мэй.

— Это валлийское имя. — Объяснил Дортмундер, а затем, улыбнувшись, продолжил: — Оно не такое уж плохое. Наверное, я его оставлю.

Случилось однажды Дортмундеру и Келпу покинуть Нью-Йорк на неопределенный срок и поэтому они оказались в сельском сарае, наблюдая как танцуют феи.

— Я в этом ничего не понимаю, — бурчал Дортмундер.

— Это отличное прикрытие, — шептал ему Келп. — Кто догадается искать нас здесь?

— Я бы точно не искал.

Феи упорхнули за кулисы, оттуда тут же показались другие люди, потом и они куда-то ушли и вот наконец зрители встали со своих мест.

— Это все? Мы можем уйти? — обрадовался Дортмундер.

— Это только первый акт, — пояснил Келп.

Почти к концу первого акта один из актеров в комбинезоне ушел и вернулся уже с надетой головой осла, что определило отношение Дортмундера ко всему происходящему. Понятно, раз ты в Риме — будь итальянцем, раз ты в Западном Урбино, штат Нью-Йорк, то будь добр посети субботним днем местный театр. А почему нет? В воскресенье он бы точно не пошел.

Снаружи зрители стояли на солнцепеке и болтали о чем угодно, только не о постановке «Сон в летнюю ночь». Женщины обсуждали одежду друг друга, мужчины сообщали друг другу последние новости спорта и цены на авто. Все кроме кузена Келпа, здоровяка Джесси Бокера, который вонял навозом, ведь именно этим он зарабатывал на жизнь. Он говорил только о количестве зрителей, так как ко всему прочему еще являлся главным инвестором этого сараеподобного летнего театра с открытой сценой и Нью-йорскими актерами-нелегалами.

— Отличная касса! — говорил он, с удовлетворением поглядывая на толпу. Этот сленг из мира шоу-биза подходил ему так же как и соломинка торчащая во рту. — На Шекспира всегда приходят. Не хотят чтобы думали что тут у нас бескультурье.

— Разве не чудесно? — изображал энтузиазм Келп. Ведь именно кузен приютил их, до тех пор пока Нью-Йорк не станет для них менее опасным. — Всего каких-то 80 миль от города, и у вас есть свой театр.

— Ночью нас убивает кабельное, — делится своим опытом знатока развлечений Бокер. — Но днем мы в норме.

Зазвенел звонок, подаваемый в коровий колокольчик, объявляя о начале второго акта, и зрители безропотно вернулись в сарай, словно они сами были стадом. Все кроме Дортмундера.

— Не думаю что выдержу еще.

— Да, ладно, Джон! — не желая обижать своего кузена, упрашивал Келп. — Ты что не хочешь узнать что там дальше?

— Я знаю что там дальше. Парень с ослиной башкой превратится в Пиноккио.

— Все нормально, Энди, — добродушно заметил кузен. — Некоторым это просто не подходит. — И он продолжал уже похихикивая, — Говоря по правде, в футбольный сезон я бы сам не ходил в театр.

— Я тут побуду. На свежем воздухе.

Итак, все зашли обратно в сарай, а Дортмундер остался снаружи, словно единственный в мире курильщик. Он походил вокруг, наблюдая как его обувь становится все грязнее и грязнее, и вспоминал Нью-Йорк. Случилось небольшое недоразумение, вот и все. Просто маленькие разногласия по поводу ценности груза в фургонах, которые однажды ночью свиснули на Гринвич-Стрит и перевезли на Лонг-Айленд, пока водители спали себе по домам. В конце концов этот вопрос решился бы, но парочка вовлеченных в дело парней оказалась чересчур эмоциональными, а Дортмундеру вовсе не хотелось стать причиной каких-либо действий о которых они позже пожалели бы. Так что лучше, а фактически, полезней для здоровья, было пожить за городом, где свежий воздух, и деревья и солнышко и феи танцуют в сараях.