Алексей Котов - Теплыми руками

— Нет, это не идиотизм, — обиделась Рая. — Я дала слово и теперь хочу сдержать его.

— Зайчик, одумайся. Над тобой будут смеяться все твои бесчисленные родственники.

— Не вижу ничего смешного. Например, декабристки пошли за своими мужьями в Сибирь.

— Господи, ну, конечно же, пошли, но пошли-то в Сибирь вместе с мужьями. Это хоть ты понимаешь?

— Понимаю. А вот я пойду одна.

— А я?!..

— Глупый, я делаю это ради тебя.

Наш дальнейший диалог быстро лишился какой-либо логики — мы говорили каждый о своем и почти не слушали друг друга. Рая то требовала развязать ее, то плакала и вспоминала счастливые, но такие немногочисленные, дни нашей совместной жизни. Что касается меня, то я не выдержал напряжения и, как говорят китайцы, потерял свое лицо. Я кричал и бесновался словно турецкий янычар у неприступных стен женского монастыря на голову которого, вместе с проповедями о смирении и добродетели, еще сыпались валуны и горшки с кипящей смолой. Впрочем, меня можно было понять. Уже в который раз вместо выстраданного и изящного финала я получил очередной страшный удар — у меня попросту украли любимую жену. Мне было очень больно, потому что, как и любой другой начинающий муж, я искренне был убежден в том, что мое будущее счастье зависит только от меня. От меня единственного.

И тогда я сбежал… Я пришел в себя уже на улице. Оглянувшись по сторонам, я вдруг понял, что мне безразлично куда идти. Уйти далеко от дома мне не удалось. Я плохо обращал внимание на то, что происходит вокруг, и на первом же перекрестке чуть не угодил под «иномарку» с четырьмя крепкими парнями. Машина выехала на тротуар, сбив урну.

Наверное, сидевшие в машине считали себя крутыми ребятами. Сначала оттуда вышли двое и не совсем вежливо поинтересовались у меня, за каким чертом я бросаюсь под колеса. Они ждали от меня унизительных объяснений. Но мой ответ на грубость был, мягко говоря, не адекватным и откровенно хамским.

Когда меня ударили первый раз, я не удивился и ответил тем же. Парень даже не охнул — скользнув спиной по отполированному боку машины, он сел на землю и не вставал до конца драки. Потом я увернулся от удара его дружка и пару раз крепко съездил по маячившей передо мной коротко остриженной голове. Я совсем забыл про свой правый травмированный кулак и предпочитал действовать именно им. Из машины выскочили еще двое, но я был зол и не собирался уступать. Вскоре еще один из моих противников, шатаясь и держась руками за разбитое лицо, отошел в сторону. Парни немного растерялись, но простая мысль, что человека можно испугать, размахивая монтировкой, придала им сил. Мне стало смешно. Мир потерял для меня реальные очертания. Он сузился до величины той площадки, на которой происходила драка, а все остальное просто исчезло. Злость сделала меня бесчувственным к ударам, и в отличие от парней из машины я отлично понимал, за что дерусь: получая очередной удар, я ясно осознавал, что он причиняет боль не мне, а Рае.

Схватка закончилась совершенно неожиданно. Откуда-то, словно из-под земли, вдруг возникли люди в милицейской форме и явно казенном штатском. Они принялись ловить разбегающихся и расползающихся в разные стороны моих противников. Я отошел в сторону, и устало привалился спиной к столбу.

С громким криком, размахивая пистолетом, мимо меня пробежал милицейский майор. На ходу он обернулся и обругал меня матом — кажется за то, что я начал операцию без команды. Кто-то крикнул, что Угрюмый уходит… Грохнуло несколько выстрелов. На тротуаре, под ворохом милицейских тел, бился и кричал толстомордый тип с в кровь разбитым лицом. Ему аккуратно заломили руки за спину и потащили к «воронку». Кажется, Угрюмого тоже взяли. Иначе мне не чем объяснить тот факт, что ко мне подошел молоденький лейтенант и, робко поздоровавшись, предложил спички, которые я долго не мог найти, обшаривая свои карманы.

— Вы из московской группы? — вежливо спросил он.

Я наконец-то прикурил и с наслаждением выпустил струю дыма.

— Нет, я просто прохожий.

Лейтенант понимающе хмыкнул.

— А здорово вы их!.. Особенно того, первого.

— А чего тянуть? По шее — и в «воронок».

Лейтенант оглянулся по сторонам и достал из кармана плоскую фляжку.

— Вот, глотните немного, — предложил он. — Говорят, нервы хорошо успокаивает.

Я поблагодарил и откупорил фляжку. Знакомый коньяк приятно обжег горло.

— Ну, как? — поинтересовался лейтенант.

— У Шарковской коньяк брали? — я занюхал выпитое рукавом и затянулся сигаретой.

— У нее. Только мы без спроса, сама бы она ни за что не дала.

— Веня Скворцов выручил?

— Он! — обрадовался лейтенант. — А вы и его знаете?

— Я, брат, много кого знаю, — заверил я лейтенанта и выпил еще. — Работа у меня такая.

Я вернул фляжку и поблагодарил. В голове приятно зашумело и мне действительно стало немного легче. Я дружески похлопал лейтенанта по плечу.

— Ну, пока!..

— А вы разве не с нами поедете? — удивился тот.

— В таком виде? — я провел рукой по своему лицу. — Пойду лучше в гостиницу и приведу себя в порядок.

Лейтенант пожал мне руку и побежал к «Уазику».

— Привет Шарковской передай! — крикнул я ему вслед.

Лейтенант оглянулся.

— А как вас зовут?

— Ты главное привет передай, а там она сама догадается. Она сообразительная.

Я махнул рукой и пошел прочь. Вскоре мое внимание привлекла надпись на одном из кафе. На улице было еще светло, но надпись уже горела, синим, спиртовым пламенем и обещала оказать множество услуг «дешево и быстро». Я немного подумал и толкнул дверь.

В туалете я умылся и осмотрел лицо. Если не считать двух не очень заметных синяков и рассеченной губы мои потери в уличной драке были не столь уж велики. Я направился в зал.

Не знаю, что подразумевал хозяин кафе под вызывающим лозунгом «Дешево и быстро», но та быстрота, с которой я накачался спиртным, случайно забредя к нему в гости, не шла ни в какое сравнение с обещанием дешевизны. Правда, покидая кафе я немало удивился, взглянув на часы. Было только шесть часов вечера. Я невольно поймал себя на мысли, что до назначенного Светкой срока ухода Раи — восьми вечера — осталось еще целых два часа.

Я сжал зубы и, подняв лицо к небу, дал себе страшную клятву не возвращаться домой до восьми часов. Пусть все рушится к чертовой матери, решил я, и пусть Рая уходит!.. Я никого не собираюсь держать возле себя силой.

Мое жесткое решение объяснялось более чем просто — дешевая водка оказала мне такую же дешевую услугу. Я попросту забыл, что в данный момент Рая лежит связанная на диване и никуда уйти не может. Что же касается поспешности, с которой я постарался похоронить свое семейное счастье, то я испытывал настолько сильные душевные муки, что был готов простить человечеству все его грехи, включая первородный, лишь бы как можно быстрее сдержать свою страшную клятву. Дикая смесь вселенского благородства и обыкновенной ревности терзала мне грудь и требовала выхода.