Дарья Донцова - Инкогнито с Бродвея

– Говори! – хором воскликнули мы с Дмитриевым.

– В доме, где живет Гульнара, определенно есть консьержка. Пусть Вилка с ней покалякает. Вполне вероятно, что старушка фанатка Арины Виоловой, поэтому быстренько усю правду про жиличку любимой писательнице выложит, – посоветовал Федя.

– Спасибо, про консьержку мы помним. И съездим к тому дому. Но вход в него небось караулит не милая старушка, а вооруженные гранатами, пулеметами и ракетой «Булава» мужики, – возразил Степа. – Те, кто приобретает элитную недвижимость, да еще в историческом центре столицы, требуют полной безопасности.

– Кстати, могу еще кое-что сообщить, заглянул тут кое-куда, пока беседовали. Дом, где живет Ниязова, построен в тысяча девятьсот тринадцатом году, – пустился в объяснения Федя. – Квартиры там сначала принадлежали богатым купцам, а при советской власти превратились в коммуналки. После свержения коммунистов жилье стали выкупать новые русские. В начале двухтысячных почти все здания в переулке снесли, признав их ветхими, непригодными для жилья, на их месте построили квартал очень дорогих малоэтажных пафосных «избушек». А вот домик, где ныне прописана Ниязова, не тронули, поскольку он признан памятником архитектуры. Еще там когда-то жил поэт Крохин. Сам-то стихоплет ничего интересного не наваял, зато в его квартире побывал весь цвет культуры сороковых-шестидесятых годов: писатели, композиторы, художники. Крохин собирал старопечатные книги и завещал библиотеку вместе с квартирой государству, но с условием, что в апартаментах после его смерти сделают музей. Скончался создатель виршей в семьдесят шестом году. Говорят, он запросто общался с Галиной Брежневой, дочерью «нашего дорогого» Леонида Ильича, которая всегда тяготела к общению с творческой интеллигенцией. Злые языки шептали, будто дружба Крохина с главной дочкой СССР была одно время более чем нежной. Но сие всего лишь сплетни. Однако через восемь месяцев после кончины стихотворца в его квартире действительно открыли музей. «Великие имена Москвы», так он называется. Можно сколько угодно утверждать, что именно Галина Леонидовна поспособствовала сохранению памяти о Крохине, однако подтверждения этому нет. Экспозиция существует до сих пор. Апартаменты расположены на первом этаже. Вход в музей – внимание! – через окно, которое находится почти вровень с землей. Крохин, видите ли, впускал к себе гостей именно таким образом, чтобы не беспокоить свою пожилую маму, та просыпалась от звонков в дверь.

– А топот компании, которая вваливалась сквозь окно, ее не будил? – засмеялась я.

– Бог с ним, с поэтом, я просто объясняю, почему дом не снесли, – прервал мое веселье Федор. – Думаю, в подъезде сидит бабуля. Потому что на первом этаже находится этот никому не нужный музей. На втором прописан Воткин Олег Георгиевич, который давно живет в Нью-Йорке, апартаменты в Москве не посещает, но и не сдает их. Третий этаж занимает семья Амировых: отец, мать, четверо дочек. Выше Гульнара Ниязова с сыном. Апартаменты на пятом уже второй год выставлены на продажу, их у владельца выкупил риелтор. Нет, сердце подсказывает, там точно сидит старушка у лифта. Все, покедова. Если чего еще нарою, звякну.

– Я предполагала, что охранник знает дамочку, – сказала я, когда Степан положил сотовый в карман. – Парень мог видеть сию особу, приметить ее машину. Но каким образом секьюрити выяснил номер квартиры Ниязовой? Кронкин не работает в ее доме.

– На Гульнару постоянно жалуются жильцы дома, где служит Павел, – пояснил Дмитриев. – То Ниязова бросит свой джип прямо на тротуаре, перекрыв вход в подъезд; то она несется по переулку как оглашенная на полной скорости по лужам, окатывая прохожих грязной водой; то ее собачки делают кучи и все в них вляпываются… Люди строчат заявления управляющему, а тот посылает кого-то из охраны к Ниязовой.

– Полагаю, красотка не открывает дверь секьюрити, – вздохнула я.

– Вот тут ты наконец ошиблась, – улыбнулся Степа. – Нет, наоборот, сия особа очень вежливо разговаривает с парнями. Ахает и охает: «Ой-ой, я опаздывала по делам, вот и поехала быстренько, не заметила лужу, готова купить пострадавшему новое пальто… Перекрыла вход в ваш подъезд? Правда? Совершенно случайно так вышло, больше это не повторится… Мои собачки накакали? Я всегда за ними убираю, без мешочка не выхожу. Ну, может, разочек пропустила. Передайте мои извинения вашим жильцам, буду внимательней…» После этих речей Гульнара дарит охраннику бутылку дорогого спиртного, и парень отправляется восвояси. Неделю Ниязова ведет себя тихо, а потом все начинается заново: гонка по грязи, парковка чуть ли не в парадном соседнего дома, гадящие на тротуаре псы… Кронкин несколько раз посещал Гульнару. Слушай, а где Фаина? Уже много времени прошло, но сестрица твоя все не возвращается.

Меня охватило беспокойство.

– И правда… Может, ей совсем плохо стало? Пойду, загляну в сортир.

Я вышла в коридор, поспешила на ресепшен и спросила у дежурной медсестры:

– Где у вас дамский туалет?

– На первом этаже, – охотно объяснила девушка.

– Ничего себе! – возмутилась я. – Вот это удобства! Захочет больная ночью пописать, и что, топать ей до лифта, а потом ехать вниз?

Медсестра поджала губы.

– У пациентов свой санузел. Мы муниципальная скоропомощная клиника, но это не означает, что люди тут в отвратительных условиях лежат. Сделан прекрасный ремонт, палаты теперь трех- и двухместные, между ними сортир и душ. А вот для посетителей клозета нет, для них выделено помещение на первом этаже за справочной. Но, как правило, родственники пользуются удобствами у больного, которого посещают.

– В комнате Фаины Таракановой нет и намека на сортир, – возразила я.

Девушка уставилась в компьютер.

– Тараканова… ДТП… травма головы… состояние стабильное… Лежит в двухместной, но пока одна, еще никого к ней не подселили…

– Мою сестру затошнило, – пустилась я в объяснения, – и она убежала в коридор, сказала, что в туалет. Унеслась босиком, в ночной сорочке. Ее не так давно к вам привезли. Наверное, Фая не знала, что сортир рядом есть, ей об этом никто не сказал. Но и я не заметила ничего похожего.

– Из коридора вы попадаете в небольшой предбанник, налево одна палата, направо другая, а прямо за створкой находится тубзик, – заулыбалась медсестра.

– Думала, раз у входа, то это шкаф, – призналась я.

– Нет, – хихикнула дежурная. – Многие, кстати, считают так же, хотят одежду повесить, откроют дверцу, а за ней санузел, он на две палаты один.

– Куда же подевалась Фаина? – оторопела я. – Без обуви, в одной рубашке…

– Давно ушла? – забеспокоилась медсестра.

– Точно не скажу, может, минут двадцать назад, – без особой уверенности ответила я. – Надо же, раздетая, босиком, без верхней одежды… В таком виде даже на первый этаж не спустишься. Фаина точно где-то в отделении.