Дарья Донцова - Инкогнито с Бродвея

– Есть такой? – удивленно перебила я.

– Сейчас их тьмища разных, – засмеялся Павлов. – Перцов стал ведущим психологического шоу для родителей, у которых появились на свет дети-инвалиды. Он был теледоктор.

– Отвратительно! – возмутилась я. – Как можно на несчастье ребят делать представление?!

– Не все так плохо, – возразил Федор, – программа оказалась полезной. В студию приглашали семью, иногда одинокую мать, у которых рос малыш, страдающий церебральным параличом, или школьник с проблемами обучения, общения. Перцов рассказывал о беде, потом выступали специалисты, и больного бесплатно отправляли на лечение. Через пару месяцев тот же инвалид вновь оказывался в студии, но с ним происходили разительные перемены к лучшему – ребенок мог стоять, ходить, общаться… Короче говоря, дети получали квалифицированную помощь. А теперь внимание! Перцова называли врачом, он всегда был облачен в белый халат, шапочку, на шее у него висел стетоскоп. Каждую программу он заканчивал словами: «А сейчас наш герой отправится в центр Перцова, где проживет бесплатно шестьдесят дней. Потом мы опять встретимся и посмотрим на результат нашего лечения». Или говорил: «Вы видите, как изменился наш герой, проведя бесплатно шестьдесят дней в центре Перцова. Мы помогли ему, поможем и вам».

– Ну… – протянула я, – не знаю… Хорошо, конечно, что детей лечили, но ведь они недолго в клинике находились, а некоторым больным нужно постоянное наблюдение.

– Центра Перцова не существовало, – остановил меня Федя. – Такое медучреждение не зарегистрировано на территории России.

– Обман? – возмутилась я.

– Нет, не совсем так, – поспешил успокоить меня Павлов. – Ребят помещали в разные клиники на самом деле бесплатно, и их потом не бросали. У владельца канала дочь спинальница, это его благотворительный проект. Но формат шоу имеет свои законы, поэтому ведущий изображал врача и в эфире говорили про его центр.

Я выпила остывший чай.

– Антон был одним из участников телепрограммы?

– Нет, – возразил Федя.

– Что-то я не понимаю, – забормотала я, – секундочку… Если центра в реальности не существует…

– То где живет Антон Тараканов? – закончил Федя.

– Да, где? – попугаем повторила я.

– Всем вопросам вопрос, – вздохнул Павлов. – Он исчез.

– То есть? – не поняла я.

– Парня нигде нет.

– Как это?

Из трубки опять донесся кашель.

– Перестань лопать сухари! – велела я.

– Теперь ем хлеб с медом, – возразил Федя. – Хороший такой медок, аж горло дерет… Слушай, рассказываю, что узнал. Антон Тараканов появился на свет в родильном доме на улице Салазкина. Теперь ни этой клиники, ни улицы нет, там находится здоровенный аквапарк. То, что мальчик существовал, подтверждается документами из архива. Фаина на самом деле стала матерью, ее выписали на четырнадцатые сутки, потому что у младенца сразу обнаружили проблемы с позвоночником. Собственно говоря, про него все.

– Так не бывает, – отрезала я.

– Не спеши с выводами, – попросил Федя. – Антона зарегистрировали по месту жительства мамаши. Еще в квартире были прописаны Олеся Семеновна Тараканова, это мать твоей сестры, и ее муж Каравайкин Генрих Петрович.

Я взяла чайник с заваркой и наполнила свою чашку, подумав про себя: Фаина ни разу не упоминала об отчиме.

– Однако в поликлинику по месту жительства младенца на учет не поставили, – бубнил Павлов.

Я бросила в чай кружок лимона, заметив:

– Его могли консультировать в платной лечебнице. Нынче люди вольны выбирать врачей.

Павлов громко чихнул.

– Спорить не стану, так бывает. Но об этом мальчике более никаких сведений нет. Детский сад он не посещал, школу тоже…

– Он же инвалид-спинальник плюс аутист, – напомнила я, – бедняжку в детские учреждения точно не брали, наверное, он обучался дома.

– Семья жила в однокомнатной квартире, – сообщил Федя. – Не весело они, наверное, себя там чувствовали. Когда Олеся Семеновна умерла, Каравайкин продал квадратные метры и свалил на Гоа. Куда подевались Фая с Антоном, загадка.

У меня опять заломило висок.

– Плутаем в густых зарослях бамбука, – вздохнула я. – Как Генрих Петрович ухитрился продать жилье? А Фаина? Она же дочь покойной, значит, является…

– Олеся Семеновна оставила завещание, – протянул Федя, – в котором четко указала: дочери из ее имущества не должно ничего достаться, ни копейки, ни нитки.

От неожиданности я уронила чайную ложку.

– Почему мать так поступила?

– Нет ответа. Но, полагаю, он есть у Каравайкина, – заявил Федя, – поговори с ним.

– Предлагаешь слетать на Гоа? – повеселела я. – К сожалению, не люблю долгие перелеты.

Судя по хрусту, который долетел до моего слуха, Павлов слопал весь хлеб и принялся жевать пластиковую тарелку, на которой лежали бутерброды, однако это не помешало ему говорить:

– Он давно вернулся в Москву, построил в Индии небольшую фабрику, производящую джемы из местных экзотических фруктов, и продает их в России. Я с ним договорился, сегодня он ждет тебя в любое время до десяти вечера в своем новом доме. Ему в течение дня должны кухонную мебель привезти, поэтому Генрих Петрович за порог ни ногой.

– Нет слов, Федя! – воскликнула я. – Спасибо.

– Приятно слышать похвалу, – загудел парень, – но будет лучше, если хвалебные речи в адрес скромного сотрудника ты произнесешь прямо в лицо его боссу.

– Как только увижу Степана, тут же пропою тебе осанну, – пообещала я.

– Стерва! – с чувством произнес господин Каравайкин, ставя на стол поднос с маленькими баночками. – Извините за мой французский, но иначе девку и не назвать. И ведь я предупреждал Лесю: «Гадкая девчонка. За три километра видно: лжива до корней волос». Но жена была воцерковленным человеком, любила всех без исключения, считала окружающих хорошими людьми. Файка же из себя зайчика корчила, да так успешно, что даже я поверил. Сначала сюсюкала: мамочка, папочка… А потом развернулась. Если бы у супруги дочка не умерла…

Я потрясла головой.

– Простите, ничего не понимаю. Вы второй муж Олеси Таракановой?

– Первый, – поправил Геннадий. – Что у нее с отцом Фаины было, понятия не имею, история до знакомства Леси со мной случилась. Супруга никогда о Леониде не вспоминала, только сказала, что в загс с ним не ходила. Она вообще о прошлом помалкивала, говорила: «Гена, у нас с тобой счастливая жизнь, не надо ворошить то, что быльем поросло». Но перед кончиной Леся исповедаться и причаститься решила. Почуяла приближение смерти и попросила к ней батюшку привести. И пока священника ждали, сказала: «Гена, хочу, чтобы ты узнал мою историю. Надо объяснить тебе, почему я так Фаину обожала». И что я услышал? Оказывается, Леська родила когда-то девочку, назвала ее Фаиной, а та и дня не прожила. Да вы ешьте! Эти сладости я сам делаю.