Дарья Донцова - Инкогнито с Бродвея

Посчитав вопрос риторическим, я не стала ничего говорить. А рассказчик, кажется, и не ждал ответа. Помолчав пару секунд, он заговорил снова:

– После окончания училища Фаину в больницу пристроили, да балбеска там едва ли месяц продержалась, быстро уволилась. Что делала – мы не знали. Спала до часу дня, потом к вечеру наряжалась и уходила. Возвращалась под утро, и от нее всегда пахло алкоголем. Одно время воровала деньги у матери. У меня тоже. Потом перестала. Роскошно оделась, понавесила на себя цацки разные. Я живо понял: проституткой стала. Леся же верила лгунье, которая пела матери: «Я менеджер в ночном клубе». Потом – бах, она беременна. Мне так хотелось мерзоту придушить! Все думал: разве приличные люди родного ребенка в приют отдадут? У девки мать точно шалавой была, а отец наркоманом, вот гены и ожили, скоро Файка колоться затеет.

– У младенца могли погибнуть все родные, – возразила я, – например, в автомобильной аварии. Я знаю семью, которая усыновила нескольких малышей, совершенно не зная, кто их кровные папа с мамой, и ни на секунду не пожалела об этом. У моих знакомых выросли прекрасные, умные, талантливые дети.

– Может, кому-то и повезло, – продолжал горячиться Каравайкин, – но не Олесе. Из ее приемыша получился монстр. То, что «менеджер ночного клуба» пузом обзавелась, мы сообразили не сразу. А когда скумекали, что к чему, жена заплакала: «Доченька, что ты наделала? Знаешь, как трудно ребеночка одной поднимать? Мы, конечно, поможем, но замуж-то с чадом на руках сложно выйти». Файка нос задрала: «Ничего мне от вас не надо. Отец моего бэбика со своей женой разведется и на мне женится». Бедная Леська чуть не умерла. «Ты разбила чужую семью? Это страшный грех!» А чертово отродье на воспитавшую ее женщину накинулось: «Заткнись! Имею право жить как хочу. А ты молчи!» Супруга меня всегда просила в ее свары с дочерью не вступать, и я молчал. А тут не выдержал, объяснил мерзавке, на что она право имеет: быть бесконечно благодарной матери и ботинки ей чистить. Скандал тогда знатный вышел.

Генрих Петрович сделал для меня новые бутерброды – они мне понравились, я быстро все проглотила. Рассказ свой он не прерывал.

– И что интересно! Через пару дней Файка хамить перестала. Следующие месяцы дома сидела тихая. Деньги у нас не тырила, один раз вежливо попросила: «Мамочка, дай мне рублики на УЗИ». Я, когда просьбу услышал, хотел у девицы спросить: «Что, не вышел фокус? Послал тебя женатый любовничек в обход по болотам? Зря надеялась, не разрушил мужик семью». Прямо рот уже открыл, но увидел глаза жены и сдержался. Потом тихонько шепнул: «Ни копейки ей в руки не давай. Мерзавка к доктору не пойдет, профукает бабки. Езжайте в клинику вместе, сама оплати обследование». Леся так и поступила. Фаинка сначала злилась, не хотела с ней ехать, но потом поняла, что наличку не получит, и смирилась.

Каравайкин пододвинул мне тарелку с канапе.

– Вернулась жена в истерике. Выяснилось, что у Фаины должен родиться мальчик, но у него серьезная патология в позвоночнике, ребенок вряд ли сможет ходить. Короче, врачи настоятельно рекомендуют прервать беременность. Олеся в кровать свалилась, ей мысль об аборте была невыносима. Но нельзя же малыша на муки обрекать… Я представил, каково сейчас жене, сел рядом и начал объяснять: «Конечно, Господь против убийства. Но ты с батюшкой посоветуйся. Уверен, отец Александр скажет, что это не грех, а вынужденная мера». Пою жаворонком, супруга рыдает, и вдруг голос Фаи, веселый такой: «Вы почему без меня решаете? Я рожать буду». Леся бросилась дочь обнимать, целовать…

Генрих махнул рукой.

– Я-то сразу смекнул: не к добру Файкино желание, не тот она экземпляр, чтобы ребенка-инвалида на горбу тащить, какую-то мерзость придумала.

Каравайкин нахмурился и замолчал.

– Мальчик появился на свет? – осторожно осведомилась я.

Собеседник кивнул.

– Не совсем здоровый? – продолжала я.

Снова утвердительный жест.

– Где сейчас Антон? – не успокаивалась я.

Хозяин покраснел.

– Вы не поверите… Нормальному человеку в голову не придет такое сделать. Она его продала!

– Продала? – усомнилась я. – За деньги?

– Нет, е-мое, конфетами с ней расплатились… – вспыхнул владелец фабрики варенья. – Простите за грубость.

Я молча ждала продолжения рассказа. И оно последовало.

– Подробностей я не знаю. Файка после родов пару недель дома на диване валялась, спала да ела. Малыша не кормила, не занималась им. Младенец кричит, а родная мать пальцем не пошевелит. За Антоном новоявленная бабушка ухаживала, и днем постоянно с внуком, и ночью около него. Жене эти хлопоты в радость были, она детей обожала, а мне внапряг. Квартира маленькая, от писка деться некуда. Леська к кроватке бежит, а я просыпаюсь. Надоело мне это в конце концов, я сказал Фаине: «Слышь, молодая мать, хватит балду гонять. Или сыном занимайся, или на работу выходи, или по хозяйству крутись». На следующий день шалава малыша одела, в коляску положила, гулять с ним отправилась. То-то я удивился! Часа через два ей домой вернуться следовало, ребенка же регулярно кормить надо, а все нет и нет мерзавки. Олеся на стену лезет, рыдает, в милицию меня гонит. Да я не пошел. Понимал: пакостница что-то придумала, неспроста с Антоном на улицу подалась. В районе полуночи девчонка вернулась – пьяная в хлам. Ребенка и коляски нет, морда в синяках. Леся к ней бросилась: «Доченька, на тебя напали?» Фаина захохотала.

«Кто на меня косо глянет, дня не проживет. Я вмазала ей! Пусть знает, кто главный на поле. И боится. Отстаньте, больше ничего не скажу».

Но Леся допрашивать дочурку стала: «Не хочешь рассказывать, откуда кровоподтеки, и не надо. Но, солнышко, где же Антоша?» Тут девка и сказала, как выплюнула: «Я его продала. Надоел. Неохота на грязные пеленки жизнь положить». Потом в свою комнату ушла, на диван свалилась и захрапела.

Генрих Петрович взял из буфета бутылку коньяка.

– Попробуете?

– Спасибо, я за рулем, – отказалась я.

Каравайкин открутил пробку.

– А мне не помешает. Мы с Олесей ее трясли, пытались выяснить, куда она Антона подевала. Фаина орала: «Не ваше дело! Был да сплыл! Я его мать, могу делать с крикуном что пожелаю. Отстаньте, спать хочу!» Мы с женой поняли, что пакостница под влиянием алкоголя чушь несет, Олеся до утра глаз не сомкнула. Когда утром красавица выползла на кухню, мать опять свою песню завела: «Доченька, дорогая, расскажи правду про сына. Где он?» Фаина ее матом послала и добавила: «Продала его на консервы». Тут я хамку схватил, на лестницу выкинул и крикнул: «Пшла вон отсюда!» Лесе стало плохо. Я вызвал «Скорую», жену в больницу отвезли. Я туда же. Инфаркт. Вернулся часов через пять домой – вещей гадины нет, денег на хозяйство тоже, и наша заначка, на отпуск собранная, испарилась. Исчезли кольцо и серьги золотые с бриллиантами, комплект, который я жене на юбилей подарил. И вообще коробка с украшениями была пустая. Но самое главное, сволочища образа из домашнего иконостаса выломала. А там висели старые лики, еще от предков Олесе доставшиеся. И бабушкина Библия и Псалтырь, тоже не вчера изданные, пропали.