Дарья Калинина - Сделай мне счастье

— Володя, ты обещал с Витей насчет его оценок поговорить, — строго произнесла она.

При виде жены Володя мигом утратил благодушное настроение, подтянулся и чуть было не взял под козырек.

— Один момент, мой генерал!

— Он ждет. И смотри мне, посерьезней там с ним поговори. Не так, как в прошлые разы. Понял?

— Так точно!

Володя повернулся к гостям и боязливо зашептал:

— Чего от меня-то нужно? Говорите, только быстро. А то моя вся на нервах.

— Из-за сына?

— Да при чем тут Витька? Это она так, цепляется, ищет, на ком зло сорвать. Племянник мой — неуч и дурошлеп, толком не учился, а машину в кредит взять ума хватило. Да еще не какую-нибудь «Ладу» взял, а дорогущую иномарку! Бизнес-класса, во как. А какой ему бизнес, если сам он трудяга — рабочая косточка? Плел нам племяш тут, что дешево машину взял, что такая машина почти два ляма стоит, а ему по знакомству дилер за лимон уступил. А по мне хоть миллион, хоть два, сумма все равно запредельная. А тем более для племяша, который с одной халтуры на другую еле перебивается. И что дальше, вы спросите?

И хотя никто у Володи не думал ничего спрашивать, он продолжил:

— А ничего хорошего. Племяш мой машину эту разбил, теперь не знает, как кредит возвращать. Ни денег, ни машины, а сам в долгах как в шелках. Сестра в слезах, и моя баба приуныла, жалко ей сестру, жалко машину. Да еще у младшего в дневнике одни двойки, так она и из-за него психует. Вдруг таким же дураком вырастет? Племяш тоже с этого начинал. Что будет, если Витька наш подрастет и вместо того, чтобы семью вытянуть, еще глубже в грязь закопает? Ох, нет, чую, придется мне воспитанием Витьки заняться, а то худо будет. Да и баба моя меня самого поедом съест. Так что не хочется, а надо.

— Как же вы воспитывать собираетесь?

— Я-то? Старинным отцовским методом.

— Неужели побьете?

— А чего? — пожал плечами Володя. — Меня самого в детстве за каждую двойку отец драл. А его самого дед стегал словно сидорову козу.

— И помогало?

— На какое-то время действовало. Вышли из нас хорошие люди.

— Бить ребенка нельзя, — сказал Герман, которого эта тема тоже интересовала. — Психологи давно доказали, что от этого куда больше вреда, чем пользы.

— Что и говорить, особенной любви к ученью мне ремень, конечно, не привил, — согласился Володя, — но усердным быть заставил. А я вот своего лишь за те двойки, что в четверти приносил, хворостиной потчевал, да и то слегка, вот и разбаловался парень. Придется мне с ним сегодня всерьез побеседовать. Не хочется, а что делать? Второй класс парень заканчивает, а за партой не сидится ему. Если не прогуляет школу, то двойку притащит.

— Он еще маленький, — заступилась за Витьку и Стефанида Андреевна. — Рано ему еще серьезным быть.

— Девятый год парню. Какое рано? Мой прадед в его годы уже у станка стоял. Нет, я по племяннику своему сужу, если сейчас парень за ум не возьмется, потом уж поздно будет. От двойки к единице покатится, от замечания к выговору. Потом из школы исключат. Плохая компания. Выпивка. А потом пиши пропало. Нет! Не допущу! Пока есть сила в руках, буду воспитывать! Не хочется, конечно, говорил уже. Ох как не хочется! А что делать?

И от тяжести выпавшего на его долю бремени Володя даже поник своей большой, уже начинающей лысеть головой.

Проникнуть на территорию частного детского сада оказалось проще, чем Герман воображал. Миг — и Герман уже за забором. А все благодаря совету Володи. Тот хотя и не смог сам пойти с Германом, но насчет не просматриваемой зоны забора подсказал.

Несмотря на симпатию, которую внушал ему добродушный мужик, Герман не одобрял его воспитательных установок. Они и с Ириной раз и навсегда решили, что детей они будут воспитывать исключительно в духе уважения. Особенно настаивала на этом Ирина.

Но сейчас, перелезая через чужой забор, Герман невольно подумал, что рассуждать об уважении — это одно. А жить во взаимном уважении друг к другу — совсем другое. Вряд ли между ними с Ирой было настоящее уважение. Иначе Ира дождалась бы Германа, объяснилась с ним, а потом уже начала чудить с Почтаревым, да еще путая в это их общего ребенка.

— Если она меня не уважает, я ее не уважаю, откуда у ребенка взяться уважению к нам обоим? Одна болтовня у Ирки в итоге получается.

Детский сад был в эту позднюю пору тих и спокоен. В каждом домике насчитывалось от трех до десяти маленьких обитателей, ночная няня, воспитательница и охранник. И еще был охранник у ворот, но Герман, по совету опытного Володи, проник в детский сад с противоположной стороны.

— Если твоему пацану еще трех лет не сравнялось, то он в группе «Малышок» может быть.

— А если он с матерью?

— Все равно. Таких малявок только в «Малышке» держат. Либо с мамками, либо с няньками, либо еще с кем, но только там. Я тебе, как к этому дому пройти, объясню. А дальше уж ты сам действуй на свое усмотрение.

И вот теперь, подходя к нужному домику, он чувствовал, как вибрирует все у него внутри. Неужели он скоро увидит Ирину и своего сына? А что он им скажет? А они? Обрадуются они главе семьи? Судя по тому, как старательно прячется от мужа Ирина, в свидании с Германом она совсем не заинтересована. Но Герман имеет право убедиться, что с сыном все в порядке.

— Хотя какое там в порядке, — проворчал Герман. — Было бы в порядке, дома бы сейчас сидел.

Внезапно сердце у него екнуло. По соседней дорожке к тому же домику двигалась какая-то женщина. Ее сопровождал высокий широкоплечий мужчина, лица которого Герман в темноте разглядеть не мог. Но голос женщины, который доносился до него, был голосом Ирины. Мужчина вполне мог оказаться Почтаревым. Похож был. Да и Ирина обращалась к этому мужчине как к очень близкому другу.

— Мы должны забрать ребенка, — твердила она. — Понимаешь ты это? Должны!

— Ира, но с чего такая спешка? Никто не будет удерживать твоего сына насильно. Если захочешь его забрать, заберешь в любой момент.

— Ах, да у них нет моего сына! — прошептала Ирина, и Герману показалось, что в ее голосе прозвучало отчаяние. — Или ты забыл?

— Мы можем завтра обо всем переговорить с Леной.

— Нет, мы должны сделать это прямо сейчас! Переговорим с Леной, когда ребенок уже будет у нас. Его надо забрать! И если я тебе хоть немного дорога, ты мне поможешь!

— Я готов ради тебя на все, ты это знаешь, — растерянно проговорил мужчина. — Но ведь ты уже взяла деньги. Как быть с этим?

— Деньги я верну!

— А я? — В голосе мужчины послышалась сдерживаемая тоска.

— И ты вернешь!

— Но это же огромная сумма. И я уже много потратил.

Ирина была неумолима. Герман знал за ней это качество. А вот Почтареву еще предстояло узнать Ирину с этой стороны.

— Выбирай! Или деньги, или я! — произнесла она. — Если я не получу назад своего ребенка, про меня ты тоже можешь забыть.