Дарья Донцова - Другая жизнь оборотня

– Пойду пройдусь, – сказала я, – подышу свежим воздухом.

Я поспешила к двери. Вышла в коридор и сбросила Богатову эсэмэску: «Не забыл про наш поход за яйцом?»

– Здрассти, люди дорогие, – залопотала Роза Михайловна, выходя на крыльцо своего дома. – Что за забота вас ко мне привела? Творожку хотите? Сметанки?

– Нам нужно яйцо красномордой панки, – заявил Степан, – говорят, оно у вас есть.

Роза Михайловна прищурилась.

– Может, и так. Купить желаете?

Богатов вытащил портмоне.

– Да!

– Однако не дешевое оно, – пропела бабка. – Птица-то редкая, только у меня живет. И все яйца давно под заказ распределены. Их врачи берут, знахари, колдуны всякие. Очень сильное средство. В особенности от сглаза да порчи.

Я во все глаза смотрела на милую бабульку. Ну и ну! Она не растерялась, решила продать крашеное куриное яйцо как можно дороже. Сегодня утром, когда мы с ней договаривались о спектакле для Степана, Роза показалась мне бесхитростной доброй старушкой. Завершая беседу, я дала ей тысячу рублей и сказала:

– Спасибо вам за помощь.

– Что ты, деточка, – запричитала молочница, пряча купюру, – зачем так тратишься? Понимаю, мужчина болен, надо ему пособить, я и за так комедию сыграла бы, жаль же человека.

Но сейчас бабка явно набивала цену на яйцо. И очень искусно. Не такая уж она, оказывается, и наивная.

Степан потряс кошельком.

– Бабка, хватит гундеть! У тебя есть красномордая панка?

– Имеется птица, – подтвердила Роза Михайловна.

– Покажи! – велел Степан.

– Ох, милок, пугливая она, – снова завела свою песню старушка, – и злобная. Еще клюнет тебя, не дай бог, в глаз, окривеешь.

– Я куплю яйцо за любые деньги, – заявил Богатов, – но сначала хочу на эту панку взглянуть. Условие такое: вижу пернатое – беру яйцо; не вижу – не беру. Всучивай товар кому другому, меня обдурить невозможно. Не резиновыми тапками у дороги торгую, крупным бизнесом ворочаю.

– Так по тебе, сынок, и видно, – залебезила молочница, – а я баба деревенская, неграмотная, но Бога боюсь, поэтому не мошенничаю. Да и зачем мне людей за нос водить? Сидит себе в сараюшке панка-то эта красномордая. Да только вот дело какое. Она же трепетная, нервная, увидит вас – в истерике забьется, не дай бог, улетит прочь. Что мне тогда делать? Панка дорогая, двести тысяч за нее уплачено было, да еще потрачено немало, чтобы вырастить. Цыпленком ее брала…

Я втянула голову в плечи. Ай да Роза Михайловна! Две сотни тысяч за птичку! Понятно, что она хочет накрутить цену на яйцо, но наглеть-то не надо!

– Вспорхнет, и нет ее, – пела молочница. – Кто расход покроет?

– Я, – отрезал Богатов. – Если она улетит, куплю тебе новую. Только скажи, где их продают.

– Сынок, я сама приобрету, ты мне денег просто дай, – расплылась в улыбке пенсионерка. – Договорились?

– Да, – кивнул Степан.

– Значит, ежели красномордая панка усвистит, с тебя двести тысяч рублей, – уточнила молочница.

Я постаралась не расхохотаться. Хорошо, что не долларов или евро. Эх, не продешевила ли молочница?

– И за яйцо отдельно пятьдесят, – добавила Роза. – Тысяч. Рублей.

– Неужели вы думаете, что Степан имеет при себе такую сумму? – не выдержала я.

Бабуля развела руками.

– Нет денег – нет яичка. У меня на него очередь змеится. Лучше средства от сглаза нет. Вмиг порчу убирает, и более ничто плохое на тебя не налипнет. Гарантия. Полная. Всех заколдуют, а тебя нет.

– В моей машине денег полно, – буркнул Степан.

– Может, она и не улетит, – вкрадчиво проговорила предприимчивая молочница. – По рукам?

– Нет! – отрезала я. – В другом месте яйцо купим. Слышала, что у вашей соседки тоже панка есть. Пойду поговорю с ней.

Роза Михайловна не испугалась, ее лицо осветила ехидная улыбка.

– Ступай, милая, побеседуй со Светланой. Может, она сейчас и трезвая. Пьет сильно, жаль ее. И врет много. У Светы живности никакой нет – алкоголичка с хозяйством не справляется. Я никого не заставляю покупки делать. Не хотите яйцо панки? А и не надо. Прощайте, господа хорошие, у меня дел по горло.

Роза Михайловна развернулась и исчезла в избе.

– Кто тебя просил с ней ругаться? – набросился на меня Степан.

Я начала оправдываться.

– Бабка совсем стыд потеряла, заламывает нереальную цену.

– Да я и больше отдам! – взвыл Богатов. – Слушай меня внимательно: из-за копеек торговаться не стану, речь о моей жизни идет. Я в дом, а ты двигай следом.

Степан пнул дверь ногой и вошел в избу. Ругая себя за то, что связалась с алчной старухой, я поспешила за олигархом. Наша семья отнюдь не бедная, но никто вот так деньгами сорить не станет. Хотя, если Богатов считает четверть миллиона копейками… что ж, его дело.

– Снова вы? – защебетала в избе Роза Михайловна. – Гришенька, деточка, ступай займись чем-нибудь полезным, незачем тебе лениться.

Симпатичный подросток взял со стола пластиковый пакет и молча испарился.

– Внучок мой, – улыбнулась бабка, – единственная радость. Чего вернулись?

– Беру яйцо! – отрезал Степан.

– Тю! – всплеснула руками хозяйка. – Сто пятниц у тебя на неделе. То хочу, то не хочу, то кислого дайте, то сладкого намажьте.

Хитрая бабка и самоуверенный бизнесмен повели беседу, а я, решив не принимать участия в разговоре, стала рассматривать интерьер комнаты. На одной ее стене красовался красный ковер с традиционным орнаментом, другая была сплошь увешана фотографиями. Я подошла к выставке снимков и стала рассматривать их. Почти на каждом маячила Роза Михайловна, которая в молодости была настоящей красавицей, носила косу толщиной с мою ногу. Стоп, а это кто? На заинтересовавшем меня снимке оказались запечатлены две молодые женщины, примерно ровесницы. Одна была одета в простое платье и не носила никаких украшений. Вторая – в кружевную блузку, красивую юбку, у нее в ушах висели отнюдь не дешевые серьги, шею украшало ожерелье, в волосах был гребень с блестящими камушками, на пальцах сверкало множество колец. Незнакомка напоминала индийскую невесту, которая в день свадьбы нацепила множество украшений, чтобы продемонстрировать, что она не из нищей семьи.

– Даша, – окликнул меня Степан, – хорош на ерунду пялиться. Нам сейчас покажут панку. И яйцо отдадут.

Я оторвалась от снимка.

– Правда? Очень хочется взглянуть на экзотическую птичку.

– Пошли, милые, пошли, – пропела хозяйка. – Нам в сараюшечку, она тут рядышком… Осторожней, в сенях о бортики не споткнитесь… а тут ступенька… Сюда, сюда, налево не надо, там индюк ходит, злой он у меня, хуже овчарки на людей кидается…

Продолжая неумолчно болтать, Роза Михайловна довела нас до небольшого строения, открыла двери, и мы вошли в квадратную комнату, которая, похоже, служила летней кухней, уже законсервированной на зиму. Небольшая газовая плита была укутана в пленку, на одной стене за не задернутой до конца ситцевой занавеской прятались деревянные полки, около другой стояли картонные ящики. На столе не было клеенки, и пахло какой-то травой. Кособокое окошко оказалось открыто, на неожиданно широком подоконнике стояло гнездо, в нем сидела большая птица причудливого вида с перьями розово-фиолетового цвета. На спине окрас был интенсивным, по бокам делался светлее и светлее, казалось, что краска стекает по птичке дорожками. Голова ее здорово смахивала на куриную, вот только вокруг глаз чернели круги.