Наталья Александрова - Шанс на миллион долларов

На этом этапе операции главная роль отводилась Костромину. Он должен был заранее, подъехав слева к машине Строганова и улучив момент, когда вокруг не будет посторонних глаз, открыть левую дверцу «БМВ» (Строганов дал ему дубликат ключей) и втолкнуть в машину пьяного до бесчувствия бомжа приблизительно такого же роста и комплекции, как Александр. Найти бомжа и довести его до нужной кондиции тоже входило в его задачу. Затем он должен был крутиться на «Жигулях» поблизости и ждать появления Строганова. Как только тот вышел бы из банка, обеспечив себе свидетеля, Костромин должен был снова подъехать к «БМВ», чтобы Строганов, сев в свою машину справа и перебравшись через бесчувственное тело, тут же незаметно выскользнул бы из нее слева и пересел в «Жигули» Костромина. Через секунду должен был прогреметь взрыв, изуродовав до неузнаваемости ни в чем не повинного бомжа и открывая перед Строгановым двери в новую безбедную и свободную жизнь.

Так видел операцию Строганов. Костромину он, как всегда, отводил самую трудную часть работы и справедливую, как он полагал, долю прибыли – двадцать пять процентов. Костромин, скрипнув зубами, согласился. Сам он видел операцию несколько иначе.

В тот роковой день Строганов вышел из банка, отослал назад свою девицу – так, чтобы она не успела войти в здание и стала бы надежным свидетелем его гибели. Взглянув на нее в последний раз, он открыл дверцу своей «БМВ» с тонированными стеклами, не позволявшими видеть внутренность салона, заметил силуэт мужчины на сиденье и сел рядом, чтобы секундой позже перелезть через своего соседа и выскочить из обреченной машины. Он захлопнул за собой дверцу и повернулся лицом к бесчувственному телу. Забавно было наблюдать, как менялось выражение его лица. В первый момент он еще ничего не понял – человек в машине был в плаще с высоко поднятым воротником, примерно таким же, как у самого Строганова, отчасти закрывавшим лицо… Но когда тот подмигнул Строганову, банкир узнал в нем Костромина, и на лице этого любимца судьбы появилось сначала недоумение, непонимание, потом – растерянность, затем – обида капризного ребенка, которому подарили на Новый год не ту игрушку, какую он ждал. Обида была тем более искренней, что Строганов никак не ожидал неприятностей именно от Юры, своего школьного приятеля, кому он сделал в жизни так много хорошего. Он еще не понял, чем грозит ему эта неожиданность, понял только, что операция отклонилась от намеченного плана, и хотел спросить Костромина, в чем дело и где бомж. Но Костромин вынул из-за пазухи револьвер, направил его на своего друга и покровителя и сказал с неожиданно злой усмешкой:

– Бомжа ищешь, Саша? Так ты и есть бомж. Извини, дорогой.

С этими словами он ударил Строганова рукояткой револьвера в висок.

У Строганова все поплыло перед глазами, но он не потерял сознания и видел, как Юрий обшаривает его карманы. Вытащив из нагрудного кармана бумажник, Костромин быстро распахнул левую дверцу машины, пригнувшись, перепрыгнул в свои «Жигули» и резко сорвался с места. Строганов проводил его мутным взглядом. От удара в голове пульсировала тупая боль, глаза застилал красный туман, все тело охватило невыносимой слабостью. Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой и мучительно пытался понять смысл последних слов Юрия: «Ты и есть бомж». Вдруг в голове мгновенно прояснилось, и он с ужасом понял все. Все события, начиная с того, как он сел в «БМВ», заняли не больше десяти секунд.

И в этот момент страшный взрыв разорвал его на куски, охватил пламенем его жалкую трепещущую плоть, перемешал с исковерканным металлом некогда роскошной машины в одно кровавое пылающее месиво.

Александр Васильевич Строганов был далеко не глуп, как думали многие, просто жизнь никогда не давала ему повода усомниться в себе. Он шел по жизни легко, снисходительно принимая подарки судьбы, ему все удавалось, от этого в его характере слишком развилась одна черта – самоуверенность.

Однако в этот раз судьба в лице Костромина сыграла с ним злую шутку, которая оказалась роковой.

Костромин, пересев в свою машину и резко рванув с места, чтобы уйти из зоны взрыва, где сейчас появится куча людей – полиция, врачи, пресса, просто зеваки, жадные до чужой крови, – был совершенно уверен, что операция прошла именно так, как он задумал, что наконец-то он раз и навсегда отомстил своему ненавистному покровителю, дорогому другу детства, что он рассчитался с ним сполна за все унижения, за все подачки, за все его высокопарные улыбочки и похлопывания по плечу. Конечно, кроме мести, какой бы сладкой она ни была, он огреб еще солидный куш – все «калмыцкие» миллионы, которые Строганов, по его, Костромина, идее, перевел в маленький банк на Кипре. Однако в бумажнике Строганова не оказалось распечатки с кодами доступа и номером счета. Костромин испугался было, но заметил лежащую тут же квитанцию на отправление заказного письма. Строганов зачем-то отправил письмо самому себе до востребования, хотел подстраховаться, чтобы не носить такой важный документ с собой, хотя, зачем ему это было надо, Костромин не понял. Что ж, имея на руках паспорт Строганова, Юрий теперь спокойно сможет получить конверт – почтовые служащие никогда не смотрят на фотографию; документ предъявлен – следовательно, все в порядке.

И действительно, на почте ему выдали конверт Строганова, где он, как и ожидал, нашел необходимый для получения денег код. Казалось бы, все шло так, как было задумано, но какое-то непонятное чувство томило Юрия. Что-то было не так, он чувствовал это с самого начала, с того самого дня, когда он совершил убийство. Ему мерещилось непонятно что, он уже готов был поверить, что Строганов, кому всегда так бесчестно везло, и здесь сумел как-то выкрутиться и остался в живых. Хотя Костромин прекрасно помнил его бессильно обмякшее тело и мутный взгляд за две секунды до взрыва, как он мог спастись! Этого не может быть! И однако, когда управляющий банком сказал ему об опознании трупа по стоматологической карте, Костромин еще больше заволновался. А вдруг экспертиза покажет, что не Строганов погиб в машине? Вдруг Строганов жив и прячется где-то рядом, наблюдая за ним и готовясь нанести удар, тем более страшный, что Костромин совершенно его не ждет?

А когда управляющий снова вызвал его и сказал, что звонила Громова и просила приехать к ней, чтобы ознакомиться с результатами экспертизы, и что самому управляющему этим заниматься некогда, – Костромин поехал к Громовой с бьющимся от волнения сердцем, нехорошими предчувствиями и влажными ладонями.

Громова ждала его в своем кабинете за столом, заваленным бумагами. При его появлении она оторвалась на секунду от бумаг, поздоровалась, указала жестом на стул, – садитесь, – и снова уткнулась в очередной документ. Если бы Костромин не был так взволнован, он бы только усмехнулся – он хорошо знал такой психологический прием: я, мол, так занята, так занята… с одной стороны, внушаешь посетителю ощущение своей значимости и страшной занятости, с другой – заставляешь его подождать и понервничать, тем самым подготавливая к очередному нелицеприятному разговору. Но сейчас Костромин был так взволнован, что не воспринял поведение Громовой, как обычный психологический трюк, а занервничал еще больше. Он посмотрел на ее склоненную голову. Лет этак за пятьдесят, но еще не пенсионный возраст. Одета вроде бы и прилично, но неинтересно – еще бы, где ей об одежде думать, надо преступников ловить! Громова оторвала взгляд от бумаг и подняла глаза: