Дарья Донцова - Тайная связь его величества

– Зиночка… – пробормотал я, – светлое платье в красных клубничках…

– Точно! – засмеялась продавщица. – Ты так на отца стал похож, даже жуть берет. Хочешь чайку? Давай с бутерами попьем – колбаска свежая имеется от хорошего производителя.

– С удовольствием, – согласился я, живо сообразив, что местная торговка просто обязана быть средоточием всех деревенских сплетен. – Но не помешает ли это твоей работе?

Зина махнула рукой.

– Старухи в девять утра закупились и по печкам расползлись, днем никто не заглядывает. Только вечером народ с работы попрет и будет толкаться. Вот летом, когда дачники наедут, тогда не присесть, а весной еще тихо.

Зинаида подняла деревянную столешницу, и только я хотел шагнуть в образовавшийся проход, как сзади послышался тихий голос:

– Зиночка, кефир свежий есть?

Я обернулся и увидел, что в лавку вошла покупательница.

Продавщица вздохнула:

– Вот, пожалуйста. И йогурты привезли с утра, фруктовые.

– Спасибо! – обрадовалась худенькая женщина, одетая в черную куртку. – Очень их люблю.

Зина выставила на прилавок несколько упаковок.

– Забирай. С тебя сто двадцать рублей.

Покупательница протянула купюру.

– Ну ты даешь, – хмыкнула продавщица. – Где я тебе сдачу с пяти тысяч найду? Бери так, потом занесешь. Или к закрытию подходи, деньги в кассе появятся.

– Подскачу к восьми, – пообещала клиентка и ушла.

– Этак ты прогоришь, раздавая товар! Вдруг она обманет или забудет про должок? – неодобрительно заметил я.

– Фаинка-то? Нет, она честная, – возразила Зина и пояснила: – Я за прилавком целую вечность, знаю, кому можно верить, а кого послать надо. Галину Андрееву взашей прогоню – пьяница отвязная, сопрет, что плохо лежит, и не чихнет. А Фая положительная, с образованием. Работает в аварийной службе, всякие трубы под землей проверяет, иногда на машине с маячком домой приезжает. И она рукастая, лучше мужика все починит. Десять лет назад нам в село газ тянули – если помнишь, раньше-то мы с баллонами жили, – и рабочие хотели с авдеевцев бабло сорвать. Начали гундеть: рельеф местности сложный, вы должны за свой счет трубы покупать. Наши приуныли, но тут Фаина вышла и тем мужикам объяснила что и как, служебное удостоверение показала. Она вообще-то тихая, особняком живет, а тут обозлилась. Как подлецы испугались! Враз нам газ проложили.

Зина засмеялась.

– Я, Вань, про авдеевцев все знаю, кто в какого цвета трусах ходит, рассказать могу, в долг абы кому не дам.

– Вот здорово, – совершенно искренне обрадовался я.

– Ты небось не помнишь Виктора Петровича, отчима Файки? – воодушевилась Зинаида.

– Нет, – честно ответил я. – В детстве-то я мало общался с местными жителями. Вот недавно встретился со Стефанией Теодоровной Гусевой и случайно выяснил: оказывается, она тоже жила в Авдеевке.

– Стефка? – ухмыльнулась продавщица. – Собачка Елизаветы Георгиевны?

– Ты знакома с Тефи? – обрадовался я.

Зина, снова подняв прилавок, усмехнулась:

– Таисия рассказывала, что ты теперь детектив, богатый человек, свое агентство имеешь, с клиентами занимаешься, преступников ищешь. Говори откровенно, зачем прикатил? Что разузнать надо? Гусевы тебя интересуют?

– У тебя потрясающая интуиция, – похвалил я собеседницу, шагая в глубь магазина. – Сразу поняла, что к чему.

– Вань, я четыре раза счастливо замуж выходила, – улыбнулась Зинаида, впуская меня в небольшую кухоньку. – В пятом браке двенадцатый год, мужиков, как телевизор, понимаю. Мы с тобой друзья детства, хоть давно и не виделись, но люди близкие. Из-за кого ты приехал?

Я сел за стол, покрытый голубой скатертью, и решился на откровенность.

– Ты права, мне надо кое-что узнать о Гусевых.

Зинаида включила чайник.

– Они отсюда съехали, когда у Константина Петровича внук в колодец упал. Нехорошо так говорить, но деревня тогда свободно вздохнула. Мальчишка бешеным уродился, от него все стонали. У Гусевых вообще плохо с детьми было. Не всем же так, как Виктору Петровичу, везет – вот у того родная дочка уродилась на зависть народу! А у Гусева порча в семье завелась. Елизавета Георгиевна, царица наша, изображала, что у нее наилучшая семья, но я-то правду знаю, изнутри ее изучила.

Я удивленно поднял брови.

– Да?

Зина отложила нож, которым резала батон.

– Я очень радовалась, когда мама меня к вам брала, знала – Таисия вкусным угостит, конфет в карман насыплет. Еще она мне три раза в неделю бидон вручала и велела к Феньке-коровнице бегать. Молоко я вам в шесть утра приносила, за что каждую субботу рубль получала. Обалденные деньги для маленькой девочки! Я на них потом так в этом магазине, где сейчас за прилавком стою, шиковала! Мороженое-то семь копеек всего стоило.

– Плодово-ягодное, в картонном стаканчике, – улыбнулся я. – Мне его есть не разрешали, боялись, что заболею, а ты меня угощала.

– Народ лакомство плодово-выгодным называл. Эх, мужики… – фыркнула Зина. – Как речь о еде пойдет, сразу склероз пропадает. Спроси моего Колю, в каком платье Зина на свадьбе щеголяла, начнет в затылке чесать. А поинтересуйся, что на столе в ресторане стояло, он тебе все меню перечислит. Я брала в магазине две деревянные палочки, и мы с тобой мороженку на пару лопали у нас на огороде в грядках. Ты мне нравился – не дрался, не ругался, умный такой, объяснил, когда мягкий знак в глаголах ставить. До сих пор помню: надо вопрос задать. Ну, например, как правильно написать, «прогуляться» или «прогулятся»? Вечно я двойки за диктанты получала, а ты сказал, спрашивай: что сделать? В вопросе есть мягкий знак? Значит, смело его между «т» и «с» пиши. А вот если, скажем, «прогуливается», вопрос будет: что он делает? Нет мягкого знака? И не ставь его в глаголе. Ох, путано сейчас говорю.

– Похоже, во мне пропал педагог, – усмехнулся я.

– Хорошим ты, Ваня, мальчиком рос, – продолжала Зина. – Таисия была ласковая. Павел Иванович приветливый. Мамка моя все его книги прочитала. Николетта, правда, с гонором, но я ее редко видела. Вы были богатые, мы с мамой бедные, но неудобства в вашем доме я не ощущала. А вот у Гусевых… Мамуля у них по пятницам убирала. Там совсем не так, как у вас жили. Не нравилось мне у них.

– Почему? – спросил я.

Зинаида пододвинула поближе ко мне тарелку с приготовленными бутербродами.

– Ешь, колбаска свежая. Правила у них в семье Елизавета Георгиевна, мать Константина Петровича. Она главврачом в больнице работала, хорошим хирургом слыла, но я ее до одури боялась.

– Чем тебя старшая Гусева пугала? – не понял я.

Зина встала.

– Погоди, сейчас из спальни альбом принесу.

– Ты тут живешь? – удивился я.

Успевшая сделать пару шагов Зинаида остановилась.