Валентина Андреева - Праздник покойной души

– А мы и попросим! – вызывающе заявила я. – Просто решили не лезть в это дело, пока милиция с убийством разбирается.

– Одно другому не мешает. А как же природное любопытство? Я уже переговорил с Лешкой, он завтра во второй половине дня свободен.

– Завтра невозможно. С утра – работа… Впрочем, меня оттуда скоро выгонят. А потом похороны. – Аленкины ресницы испуганно метнулись вверх. – На двенадцать назначена кремация Эдуарда Вениаминовича Угрюмцева. Надо поддержать Марину. Это просьба Людмилы Станиславовны. Не знаю, как потом дело пойдет. Может, придется и на поминки ехать. Наверняка только к вечеру освободимся. Слав, будь другом, договорись с Лешиком на пятницу.

– Буду другом, – комично развел руками Славка. – Это все же лучше, чем быть тебе родной матерью.

Мы с Натальей опаздывали – слишком долго приобретали венок. Вернее, ждали изготовления нестандартной надписи на траурной ленте. Центр был капитально забит. «Ставрида» со скоростью черепахи переползала от одной пробки к другой. К тому моменту, когда терпение окончательно иссякло, а Наталья озверела, дорога неожиданно стала свободной. В результате к крематорию мы прибыли на полчаса раньше установленного срока. И смогли понаблюдать за происходящим. Появились две машины. Из джипа вылез мужчина в одежде, что называется «с иголочки», и в одиночестве, он решительно направился в здание крематория. Из второй – «Пежо» цвета мокрого асфальта, металлик, выходить никто не торопился. Количество сидящих в салоне людей из-за тонированных стекол определению не поддавалось. Через десять минут прибыл автобус. Мы решили с выходом для соболезнований повременить, – уяснить ход событий. А они стали развиваться совершенно непонятно. Из автобуса на привезенные катафалки выдвинули сразу два гроба.

– С чего бы это Эдьке, царствие ему небесное, – перекрестилась Наташка, и я за ней следом, – раздваиваться? Хотя… В синем гробу, наверное, он сам со своими грехами, а в розовом – его добродетели и нереализованные при жизни добрые намерения. Надо же, какой тяжелый! Синий легче пошел.

– Это не наши похороны! – догадалась я. И оказалась права: сбегав на разведку, выяснила, что хоронят двух пожилых супругов, умерших, как в сказке, в один день. Только причина не романтическая – перед смертью повеселились от души с помощью двух бутылок водки. Света не было – отключили за неуплату, зажгли лучину…

– Ясно! – прервала меня Наташка: – «Ты гори, гори, моя лучина, догорю с тобой и я…» А вот этот автобус наверняка наш! – Мы как по команде повернули головы и проследили за въезжающим в ворота автобусом. – Теперь бы Маринку ни с кем не перепутать. Давай еще подождем, пока она четко обозначится. И не забыть бы вытащить венок.

Из автобуса вышло двенадцать человек. Первыми – три молодые девушки в ажурных траурных платках, затем четверо разновозрастных мужчин без головных уборов и в темных костюмах. Они-то и помогли спуститься еще пятерым женщинам разной степени молодости. Две из них были одеты в изящные норковые шубки, широкополые черные шляпы и невольно приковывали к себе взгляды. Еще двух – самых старших по возрасту женщин в шерстяных черных платках и зимних драповых пальто темных оттенков буквально вытащили на руках. Очевидно, им было плохо. Последней вышла ничем особо не выделяющаяся, кроме сверкающего из-под кожаного пальто белого халата, маленькая худенькая женщина с несколько растрепавшимися черными вьющимися волосами. Влада почему-то не было.

Момент погрузки дорогого лакированного гроба на катафалк мы прозевали. Вздохнув и пожелав друг другу держать себя в руках, вылезли из машины и с траурным венком, на котором алела шелковая лента с надписью: «Дорогому Эдику от бывшей жены и ее друзей», направились к похоронной процессии.

Нас скорбно приветствовали те, кто был в состоянии обратить внимание на наше появление. Также скорбно мы ответили на приветствие. Затем всеобщая скорбь уступила место удивлению. Присутствующие с недоумением изучали надпись на нашем венке. Одна из молодых девиц решительно подошла к нам и поинтересовалась, кто мы такие и какого черта заявились на похороны? У Эдуарда Вениаминовича была только одна жена – мать Марины. Всякие шалавы вместе со своими друзьями могут не беспокоиться!..

Говорила же я Наташке, что лучше вообще обойтись без ленты! Эдик на том свете сам разберется, чей венок от кого. О чем с чувством раздражения подруге и прошипела.

– А в чем, собственно говоря, дело? – громко возмутилась Наташка, поправив на своей голове черный шарф. – Этот венок как раз от Людмилы – матери Марины и нас – ее друзей. Она, как вам должно быть известно, в больнице. А мы выполняем ее просьбу. Вот если бы Эдик мог открыть глаза… – Она царственным жестом повела в сторону гроба, с которого сняли крышку… и, икнув, тихо опустилась на колени. Прямо на очищенный от снега асфальт, нечаянно, но, как нельзя кстати, подстелив под себя венок. Над небольшой толпой присутствующих пронеслись сдавленные крики. У Эдика, отдаленно похожего на того, которого мы видели мертвым в загородном доме Милочки, вдруг приоткрылся один глаз. И он определенно смотрел на меня. От неожиданности я с ним поздоровалась, вызвав этим еще парочку истеричных вскриков.

Дальше началось невообразимое. Провожающие покойного шарахнулась в сторону от гроба, оставив без внимания и поддержки пожилую женщину в темно-сером зимнем пальто и сбившемся набок теплом черном платке. С громкими рыданиями она кинулась к гробу и обхватив голову Эдика руками, закричала:

– Сыночек!!! Миленький!!! Да что же это с тобой сделали?! Он уже проснулся! – не допуская возражений, заявила она, пытаясь поднять голову Эдика. Покойник открыл второй глаз, но восставать из гроба явно не собирался.

Женщины с новой силой принялись ахать и креститься.

Кто-то из присутствующих тихо произнес:

– Глаза открыл… Плохая примета – недалеко до следующей жертвы…

– Дядя! Да сделай же что-нибудь! – прозвенел в толпе звонкий женский голос, и тоненькая фигурка в пушистой шубке из чернобурки метнулась к старенькой женщине. – Бабуля! Оставь папочку в покое! Видишь, он не хочет с тобой идти!

Старушка тут же обмякла и упала прямо в надежные руки подскочившего на зов мужчины. Голова Эдика с леденящим сердце стуком улеглась на место. Двое мужчин моментально закрыли гроб с телом Эдика крышкой. К этому моменту с венка поднялась Наташка. Вполне самостоятельно. И начала смущенно отряхивать и поправлять венок.

Передав бабушку на попечение худенькой женщины с признаками принадлежности к врачебной специальности, Маринка с лицом, красным от негодования, подскочила к нам. Ни слова не говоря, выхватила из рук растерявшейся Натальи венок и, крутанув, запустила его в сторону с такой силой, что если бы он в процессе свободного полета не попал в рабочего крематория, увеличив количество царапин на его физиономии, то вообще скрылся бы из поля зрения в неизвестном направлении.