Валентина Андреева - Праздник покойной души

Не долго думая, Наташка отвесила Маринке оплеуху. Толпа очередной раз ахнула.

– Это тебе соболезнование! А еще – за мать! От всей души! И не смей нервировать папу!

Ошалевшая Маринка, схватившись за левую щеку и открыв рот, растерянно молчала. По толпе прокатился робкий рокот… Кто-то высказался, что похороны явно удались…

Скорее всего, нам пришлось бы отказаться от дальнейшего участия в траурной церемонии, если бы не ожила узревшая Наташку мать Эдика, бережно поддерживаемая все тем же мужчиной.

– Наташенька, деточка! Спасибо тебе, что пришла проводить Эдичку. Вы ведь вместе росли… Помнишь, какой он был красивый и добрый мальчик?…

Дыхание у старушки перехватило, и она зарыдала с новой силой.

Наташкины глаза мигом превратились в два фонтана, обеспечивающих бесперебойную подачу слез. Уж на что я не могу плакать, и то потянулась за носовым платком. Подруга с криком: «Римма Сергеевна! Не надо!» – резво кинулась к старушке, обняла ее, и они обе повисли на красном от натуги дяде Марины. Лицо его было добрым и очень несчастным.

Успокоили их с трудом. И то только с участием администрации крематория. Эдик задерживал очередь на кремацию.

Я скромно стояла позади всех, не мешая присутствующим. Сдавленные скорбные рыдания подавлялись строгой обстановкой траурного зала. Стараясь не слушать эти стенания, вызывающие в памяти страшные минуты прощания со своими родными, я принялась пересчитывать присутствующих. Их стало четырнадцать. С Натальей. Это отвлекло от скорбного процесса и озадачило. Принялась пересчитывать по половому признаку. Помнится, из автобуса вылезли четверо мужчин – они так и оказались при пересчете в наличии, и восемь женщин. Сейчас вокруг гроба находились десять женщин. Одна из них – Наташка, прикрывшись кружевным носовым платочком, блуждала взглядом по полу, стараясь не смотреть на покойного. Откуда взялась еще одна, не понятно.

На незнакомку никто не обращал внимания. Одетая в дорогое кожаное пальто на меху с поясом, в прозрачном темном шарфике, сквозь который виднелись светлые волосы, высокая и стройная, она стояла ко мне спиной и как бы в сторонке от других присутствующих. Я начала осторожно подбираться поближе, чтобы взглянуть на женщину в другом ракурсе, но успела заметить только темные очки. Как назло, откуда-то появился одетый в строгий черный костюм молодой человек и, предъявив мне несколько потрепанный венок, шепотом спросил:

– Ваш?

Определив венок в качестве нашего общего последнего «прости» Эдику по надписи на траурной ленте, я молча кивнула.

– Мы присоединим его к числу остальных, – вежливо и сочувственно сообщил он и понес венок к стене, где уже стояло довольно много других. Я невольно проследила за ним взглядом, окончательно упустив последний момент прощальной церемонии. Вытирая настоящие и мнимые слезы платками, народ двинулся к выходу. Незнакомку я не увидела. Впрочем, Наталью тоже. Судя по всему, они вышли первыми. Терпеливо дождалась своей очереди и фактически вышла последней. Оглянувшись, увидела, что широкие двери, в которые мы заходили, вновь распахнулись. Конвейер смерти не простаивал…

На улице было замечательно! Свежо, бело и торжественно. Тихо и медленно падали на землю крупные снежинки. Так и подмывало высунуть язык и поймать хоть одну. Мимо, плюясь и ругаясь, пронеслись двое условно-трезвых рабочих. Перепалка шла по поводу своевременности выноса венков из траурного зала. Вскоре ожидалось прибытие за ними машины. «Кругооборот венков в процессе кремации усопших, – догадалась я, но возмущения не почувствовала. – Покойным эти венки не нужны. Скорее только живым, да и то – временно. За что, собственно говоря, и заплачено. Не тащить же их, в самом деле, домой». – Меня передернуло от этой нелепой мысли.

– Ира! Ну что ты застряла на ступеньках? Я здесь! – гнусавя, проорала Наташка из середины толпы. Все как один с укоризной смотрели в мою сторону. Я быстренько сбежала вниз и послушно притормозила около Наташки, обнимавшей за плечи мать Эдика.

– Римма Сергеевна просит, чтобы мы поехали на поминки.

Возразить я не решилась, хотя и были свои планы на вечер.

– Мы совсем ненадолго, – добавила подруга и, оглянувшись, спросила стоявшую у входа в автобус с опухшим от слез лицом Маринку: – Ребенок, может, поедешь с нами на машине?

Та решительно отказалась и мигом исчезла в салоне автобуса.

Ресторан, где в отдельном зале проводилось поминальное мероприятие, носил неординарное название «Лунный камень». Занимая места, присутствующие заметно оживились. Первая рюмка далась с трудом. Маринкин дядя, взяв слово первым, говорил мало – мешали собственные рыдания и рыдания Риммы Сергеевны. Дальше пошло легче. Через полчаса мы с Наташкой визуально знали уже всех присутствующих. Ровесница Марины была ее однокурсницей, другая девица, сделавшая нам замечание о неуместности нашего присутствия в крематории, являлась закадычной подругой детства. Пожилая женщина оказалась женой родного брата Риммы Сергеевны. Сам он из-за болезни прийти не смог. Маринкин дядя, его сын, и, следовательно, – двоюродный брат покойного. Женщина, успевшая снять белый халат, – соседка Риммы Сергеевны по лестничной клетке, а по специальности врач-офтальмолог. При знакомстве назывались имена, которые моментально перепутались и забылись.

На похороны не приехала еще одна двоюродная сестра Эдика, которую родня ласково называла наша Ласточка. Ласточка отсутствовала тоже по уважительной причине. Будучи замужем за скуповатым, да к тому же очень ревнивым, человеком старше ее на тридцать восемь лет и, проживая на полном его обеспечении за границей, самостоятельно вопросы выезда на Родину не решала. Они, эти вопросы, тоже требовали финансового обеспечения. Ограничилась соболезнованиями по телефону. Генрих очередной раз плохо себя чувствовал, и его многочисленные дети, как всегда, в полном составе прибыли в роскошный дом супругов, надеясь, что больной папа оправдает общие надежды на скорое окончание собственных мучений. Все давно и дружно желали ему легкой смерти. В этих условиях, определяющих будущее, Ласточка не имела права покинуть супруга даже на несколько часов. Естественно, ее дружно простили.

Остальные женщины и мужчины были откомандированы с места работы – из магазина, принадлежащего Милочке. Одного из мужчин Наталья признала сама – тот самый охранник Кирилл, дважды основательно напугавший ее в кабинете Милочки. Ох уж этот ее день рождения! Кирилл почему-то сделал вид, что с Натальей совсем не знаком. Даже не ответил на ее приветственный кивок. «Наверное, я с тех пор помолодела. Он меня и не узнал», – подумала подруга. Но ради собственного успокоения решила сделать парню замечание на тему культуры поведения в общественных местах. Только не успела, отвлеклась на другие темы, а когда собралась обратиться к охраннику с нотацией, его уже не было.