Валентина Андреева - Лопнувшее колесо фортуны

– Сами вы… не очень умные, – пробормотала растерявшаяся подруга, не желавшая ходить в «незнайках». Следовало хоть что-то сказать, она и сказала.

– Тамада и Савельевы заняты. Они на поминках! – отчеканила я.

– У них кто-то умер? – проявил догадливость усаженный на лавку Заколкин. Спрашивается, ну чего пострадавшего тянет на болезненные разговоры?

– Убили! Погибли Вера, Надежда, Любовь и их отчим Ежов. – Я очень старалась не встречаться глазами с Димычем. – Да! Еще про Дружбу забыла.

– А Ежова никто не убивал, – оторвавшись от пластикового стакана с молоком, безмятежно возразил самозванец Кирилл.

– Где это ты молоко добыл? – вырвалось у Наташки. – Как это «не убивали»?!

– Молоко добыл в холодильнике, там еще две пачки стоят. А по заключению судебно-медицинской экспертизы причиной смерти Ежова Петра Михайловича явился обширный инфаркт. Он страдал хронической сердечной недостаточностью. В последние пять лет перенес два микроинфаркта. В понедельник планировалась его очередная госпитализация, но, увы, – самозванец развел руками, – не дожил.

– Но его же утопили, – продолжала спорить Наташка. – Головой в ведре…

Мы с Аленкой молча хлопали глазами, пытаясь осмыслить новость. Моя версия дала небольшой крен. Я спешно пыталась выровнять положение.

– Если бы его утопили, легкие непременно заполнились бы водой. Эксперты ее не обнаружили.

Лже-Кирилл легко смял пластиковый стаканчик и оглянулся по сторонам в поисках места, куда бы его можно было швырнуть.

– У тебя молоко на губах не обсохло, – автоматом отметила Наташка и погрозила ему пальцем. – Мусорный пакет на кухне, под мойкой. И как тебя, в конце концов, зовут?

– Кирилл. Как и моего друга. – Он указал на костыль, с которым не решался расстаться Заколкин. – Но отчества и фамилии у нас с ним разные. Я Щеглов Кирилл Андреевич.

– Спасибо и на этом! Не понимаю, что в нашей стране творится! – всплеснула руками Наташка. – Сплошная стандартизация. Неужели все еще сильны традиции социалистического прошлого? Ирка, ты что молчишь?

– А где и когда обнаружили покойного? – спросила я, стараясь не выдать волнения. Соврет или не соврет Кирилл Андреевич?

– К сожалению, обнаружили его поздно. Вчера, в начале одиннадцатого. Смерть наступила позавчера примерно в это же время.

– А где? Где его обнаружили?

– В кустах у крыльца. Целый и почти невредимый, если не считать следов разлож… Ну не будем об этом… Единственные повреждения на лице носят посмертный характер. Судя по всему, умер он, сидя на ступеньках. Впоследствии завалился набок. Нашла его соседка, забежавшая уладить вопрос с границами своего участка. Переводила недвижимость в собственность сыну, ну и заявилась подписать какую-то справку по межеванию. Что интересно… – Кирилл Андреевич окинул нас безмятежным взглядом, призывая удивиться вместе. – В день смерти Петра Михайловича был зарегистрирован интересный звонок в отделение милиции. Звонивший сообщил, что Ежов убит в собственном доме. Наряд выехал, но в доме никого не нашел. Сообщение посчитали ложным.

– Ну разумеется! – попыталась я изобразить ироничную улыбку. Не знаю, насколько мне это удалось, но безмятежность Щеглова покинула. – Покойный шалунишка оперативников просто надул! Для начала, будучи в стадии трупного окоченения, прикатил сюда на чужой машине. Чувствовал себя как дома: на коленках, головой в ведре. Словом, покуролесил немного в первый заезд в коттедж, во второй – на участке, а затем, поняв, что время поджимает и как бы не рассыпаться раньше времени, вернулся домой, сел на ступеньку крыльца и напоследок скатился в кусты.

– Видите ли, Ирина Александровна, – проникновенно пояснил Кирилл Андреевич, – все было не так. Беда в том, что наряд милиции в количестве двух человек очень невнимательно отнесся к проверке полученных сведений о совершенном преступлении. Ребята осмотрели дом только изнутри. Соседка оказалась куда внимательней. Она искала Ежова везде. Как говорится, кто ищет… Объяснение же звонку из Оптиной пустыни простое. Позавчера днем неустановленное лицо, прибывшее к Ежову на машине неустановленной марки, обнаружило его сидящим на ступеньках крыльца. Без признаков жизни. Решив, что Ежов умер насильственной смертью и испугавшись неприятных последствий для себя лично, человек решил сообщить об этом окольным путем. К моменту прибытия наряда оперативников покойник успел свалиться с крыльца в кусты, где и пролежал до момента обнаружения. Соответственно, ни в какие посмертные загулы Ежов не отправлялся.

– Ир, рот закрой! – донесся до меня призыв подруги. – Я уже закрыла. Прекрасные новости: мы все слетели с катушек. Надо немедленно прекратить борьбу молодоженов за первенство в получении звания киллера. Она бессмысленна. Ленусик, вспорхни, деточка, на второй этаж, сообщи этим придуркам, что покойник Ежов их реабилитировал. Посмертно.

Наверху что-то грохнуло. Я испуганно предположила, что спор вошел в самую активную фазу и в ход пошли вещественные аргументы. Аленка послушно отступила к лестнице да там и остановилась.

– Позвольте, господа…

– И дамы! – добавила Наташка.

– Позвольте, господа и дамы, – а как же увлекательное кино на диске? Допустим, все мы умом тронулись, но эта беспристрастная информационная штучка говорит об обратном. Уж ей сумасшествие никак не пришьешь.

Наталья задрала голову вверх и, прижав руки к груди, смиренно попросила святого Пантелеймона явить чудо и исцелить временное помешательство рабы Божьей Елены, бо оно сильно зашкаливает за пределы разумного. Беспокоить такой пустяковой просьбой Всевышнего подруга не решилась.

Результат сказался мгновенно. Наверное, святой отец сразу вложил в Натальины уста подобающие случаю разумные слова. Развернувшись всем корпусом к Аленке, поднявшейся от греха подальше на две ступеньки, подруга изрекла:

– Лучше чувствовать себя дурой, но живой и здоровой, чем не живой, а потому и не здоровой умницей.

– Нет никакой «информационной штучки», Пуся, – ласково, но с нажимом подчеркнул Дмитрий второй. – Нет и не было.

– Во как быстро киллер перевел расследование на коммерческие рельсы! – восхитилась я. – Еще бы! С его опытом и положением. Хорошо отлаженная система взаиморасчетов в действии. И как удачно телесная оболочка Ежова, царствие ему небесное, завалилась в кусты! Даже вьюнки не повредились.

– Ежова никто не убивал, – пошел по второму кругу Щеглов.

– Конечно, – согласилась я. – Сам помер. Имел право. Только перед смертью ему об этом праве напомнили, благодаря чему право сразу трансформировалось в обязанность. Достаточно ознакомиться с завещанием Ежова, и все станет понятно.