Елена Логунова - Стрела гламура

— Вот кто-то у меня

Получит сейчас ремня!

Оценив суровую правоту папиного экспромта, Мася поторопился откланяться и отправился на бочок, а взрослые еще некоторое время возились, восстанавливая светомаскировку на окнах. Штору в гостиной оборвали мы с Иркой, а в Катькиной комнате молодые в ходе бурного примирения после ссоры умудрились выдрать с корнем одно из креплений карниза. Шуруповерт опять пригодился, но, так как среди нас не было ни одного толкового мастера-строителя, восстановительные работы затянулись.

Зато между делом мы еще раз убедились, как не права была Ирка, называя племянницу Моржика бледной немочью. С виду тусклая и вялая, на самом деле Катерина Курихина оказалась чертовски темпераментной особой! Чего стоила хотя бы та надпись на стекле, которую мы случайно обнаружили в ходе возни с карнизом и занавесками: «К — Т = +».

— Что за странная формула? — удивилась Ирка.

Я в этот момент балансировала на стремянке, с помощью шуруповерта закрепляя в декоративном деревянном брусе над окном «ножку» карниза и сквозь зубы ругая мужиков, не способных управиться с молотком. Мое злобное шипение было адресовано Коляну, который сидел на диване, со страдальческим видом прижимая к ушибленной упомянутым молотком стопе холодный компресс, и отстраненно наблюдал за моим акробатическим этюдом со строительным инструментом. Я как раз обозвала супруга промежуточным звеном между обезьяной и человеком, когда Ирка упомянула о формуле. Подумав, что подруга заинтересовалась моими словами, я язвительно объяснила:

— Это не совсем формула, просто известная науке последовательность превращения: австралопитек — неандерталец — гомо сапиенс. Поскольку неандертальцы совершенно точно умели обращаться с примитивными инструментами, у них были каменные топоры, я полагаю, что место Коляна на эволюционной лестнице где-то за питекантропом.

— Да ничего подобного! — тут же заспорил со мной обиженный супруг. — Это вы, гомо сапиенс — промежуточное эволюционное звено между неандертальцами и нами, гомо компьютерус! А у нас, представителей этого высшего вида, навыки работы с примитивными инструментами за ненадобностью атрофировались. В век высоких технологий умение обращаться с молотком — это такой же атавизм, как аппендикс!

— Слушайте, вы, умники! — не выдержала Ирка. — Если вы оба такие грамотеи, расшифруйте мне смысл формулы: ка минус тэ равно плюс.

— Кажется, ты тоже потеряла промежуточное звено! — сказал Колян, ехидно посмотрев на меня. — Между минусом и знаком равенства должно быть что-то еще, да и после плюса тоже. Странная какая-то у тебя формула, похоже, ты ее всю переврала.

— Да нет же, я читаю с листа! — возразила Ирка, постучав пальцем по стеклу.

Я спустилась с лестницы и тоже приблизила физиономию к темному окну. Ирка жарко дохнула на стекло, и на нем проступили буквы, начертанные, по всей видимости, пальцем.

— Это Катька намалевала, точно, — уверенно сказала подруга. — Есть у нее такая детская привычка. Я специально перед ее приездом всю пыль с мебели стерла, потому что знаю: попадись Катерине на глаза подходящая поверхность, она непременно начнет на ней каракули рисовать. Мокрый песок, снежный наст, пыльная полировка, запотевшее стекло — ей все годится!

— Это романтическая манера всех влюбленных, выписывать вензеля на стекле, как пушкинская Татьяна Ларина! — сказала я. — Ты сама разве никогда не писала: «Ира плюс Имярек равно любовь»?

— Не было у меня никаких имяреков! — напряглась подруга. И тут же отмякла, с удовольствием предалась воспоминаниям: — В первом классе я писала: «Скворцова плюс Иванов», во втором — «Скворцова плюс Петров».

— А в третьем — «Скворцова плюс Сидоров»? — съязвил Колян.

— А в третьем классе я увлеклась легкой атлетикой и некоторое время была слишком занята, чтобы отвлекаться на всякую ерунду, — ответила Ирка. — Кажется, в тот период я видела в мечтах не сердце, пронзенное стрелой, а кубок детско-юношеской спартакиады.

— Умница! — я похвалила подругу, продолжая рассматривать «формулу» на стекле.

— Ну, чемпионки из меня не получилось, — с сожалением призналась она.

— Я не об этом. Ты упомянула сердце, пронзенное стрелой, и я разгадала смысл Катькиной записи, так что мы обе с тобой умницы, — похвалилась я. — Смотри внимательно на последний символ. Видишь, под плюсиком еще значок?

— Черточка? — присмотрелась близорукая Ирка. — Получается, это не плюс, а плюс-минус?

— Что означает приблизительную точность, — подал голос математически образованный Колян.

— Это не черточка и не минус, скорее перевернутый полумесяц! — сказала я.

— Символ общества Красного Креста и Полумесяца? — прищурилась подруга. — Наверное, его навеяло Катьке посещение травмпункта.

— Да нет же! Полумесяц, опрокинутый горбом вверх, и над ним плюсик — это символическое обозначение могилки! — воскликнула я. — Крестик на холмике, никаких сомнений!

— Что, в травмпункте кого-то не спасли? — спросила Ирка, силясь понять, чем был навеян этот пугающий символ.

— Ирусик, забудь про травмпункт и прочие богоугодные заведения! — попросила я. — Вникни: ты в начальной школе писала формулу сложения: «А плюс Бэ равно любовь», а Катерина вчера начертала формулу вычитания: «А минус Бэ равно смерть»!

— Тут не А минус Бэ, а Ка минус Тэ! — напомнила подруга.

— Правильно, видно, Катерина по старой школярской привычке называет себя и своего любимого по фамилиям: Курихина и Тараскин! — кивнула я.

— А! Значит, это Катька после ссоры с Вадиком так распсиховалась, что уже видела свою молодую жизнь законченной! — Ирка наконец-то поняла, в чем дело, и искренне этому обрадовалась. — Между прочим, когда она вернулась домой вся такая взвинченная, как не знаю что, обручального кольца у нее на пальце не было! Я бы заметила его, когда она махнула на меня рукой.

— Когда молодые вышли из комнаты после примирения, кольцо у Катьки было, — вспомнила я.

— Наверное, в пылу бурной ссоры после загса Катька бросила кольцо в лицо Тараскину, а он его подобрал и вернул ей после примирения, — предположила Ирка, большая любительница мелодраматических пассажей. — Надо же, как юная девушка полюбила этого немолодого лощеного зубастика! Прям до смерти!

— Непонятно только, до чьей именно смерти, — пробормотал Колян. — Интересно, кому сулил могилку разрыв между Ка и Тэ?

— Господин Тараскин не произвел на меня впечатление человека, способного скончаться от несчастной любви, — сообщила я.

— Зато Катька, по-моему, готова рвануть в мир иной, теряя тапки, — сказала Ирка. — Хотя…

Тут она задумчиво почесала голову.

— Если она не такая идиотка, какой казалась, когда тренировала кожное зрение и воспламенение взглядом, я не берусь судить о ее желаниях и намерениях, — призналась подруга. — Похоже, с Катериной нам предстоит знакомиться заново.