Дарья Калинина - Гусары денег не берут

И Лукерья Ивановна решила следить за каждым шагом Светы, чтобы иметь представление, насколько далеко она ушла по преступной стезе. Женщина уповала только на то, что ее сын сдержит данное матери слово и не будет дома ни есть, ни пить, что существенно осложнит отравительнице ее черный замысел.

С утра несчастная мать караулила невестку у дома. Она чувствовала, что развязка близка. Но не представляла, какова она будет. И когда Света направилась от дома в приемную доктора Пешкова, свекровь неотступно следовала за ней.

— Света и в самом деле выглядела почти безумной. Лицо у нее было как маска. И когда этот человек заговорил с ней, я поняла, что сегодня все и решится.

Лукерья Ивановна понимала, что не должна себя обнаруживать. Она прокралась к окнам кабинета доктора Пешкова. К счастью, жалюзи на них были подняты. И она могла наблюдать, что происходит внутри.

— Они ругались. Этот человек кричал на нее, Света плакала. Я не слышала, что они говорили, но видела, что эмоции там бушуют. Никакой любовью там и не пахло. И тем не менее я сразу поняла, что это он и есть… Тот человек, который подбивал Свету убить моего мальчика.

— А что было потом?

— Затем они оба немного успокоились. И видимо, мужчина предложил выпить кофе и поговорить уже более мирно.

— И?..

— У него кофе уже стоял, — глухо произнесла Лукерья Ивановна. — И когда он отлучился, наверное, чтобы велеть секретарше приготовить еще одну порцию, Света что-то быстро всыпала в его чашку.

— А потом?

— Потом она дождалась кофе, выпила свою чашку и ушла.

— Вы последовали за ней?

— Нет, так как я находилась в том проходном дворе, через который Света должна была выйти, то я спряталась за какой-то будкой. Не хотела, чтобы она меня видела. А когда решилась выглянуть, Светы уже нигде не было. Я приблизилась к тому же окну и увидела, что приемная пуста. Потом я переместилась немного вправо, к другому окну, и увидела, что доктор споласкивает обе чашки под струей воды.

— Доктор? Мыл чашки? — недоверчиво переспросила Леся. — Сам?

— Ну да!

Кира задумчиво посмотрела на Лукерью Ивановну.

— Вы лжете, — произнесла она наконец. — Доктор был жуткий сноб. Он бы ни за что не стал мыть после себя посуду.

— Для этого у него была секретарша! — добавила Леся. — Она же девочка на побегушках. Он бы оставил грязную посуду ей.

В комнате повисло тяжелое молчание.

— Лукерья Ивановна, — укоризненно произнесла Кира, — зачем вы сказали неправду? Зачем вводите следствие в заблуждение?

— О господи! Ну да! Да! Я солгала вам! Это не доктор, это я вымыла обе чашки! — воскликнула Лукерья Ивановна. — А что? Было бы лучше, если бы на одной из чашек обнаружили отпечатки пальцев моей невестки? Ее бы посадили, а мой сын страдал бы. Ведь он любит эту особу до безумия!

— Но как вам это удалось?!

— Да очень просто! Как только Света ушла из приемной, я постучала в окно. И знаками попросила доктора открыть мне дверь.

— И он открыл?

— Сначала не хотел, но я сделала вид, что собираюсь закричать. Должно быть, он испугался. Не хотел шума. Но дверь мне открыл.

— И что?

— Я представилась, не помню, что я ему говорила, но он не особо и слушал. Ему стало плохо. Он присел за свой стол и… И больше уже не встал. А когда он умер, я вымыла обе чашки в туалете, он ведь находился дверь в дверь с кабинетом. Для того чтобы туда попасть, даже не надо было выходить в приемную, где меня могла увидеть секретарша.

— И потом?

— И потом я ушла. Я была уверена, что меня никто не видел.

Подруги молчали. Им предстояло принять важное решение. Может быть, одно из самых важных в их жизни.

— А вас никто и не видел, — наконец тихо произнесла Кира.

— Как? Но вы же сказали…

— Вас никто не видел, — повторила Кира.

— И считайте, что также никто и ничего не слышал, — добавила Леся.

— Но… Как же это?

— А вот так. Этого нашего с вами разговора просто не было. Доктор вполне заслужил свою участь. И надеюсь, что теперь в вашей семье наступит долгожданный мир.

Лукерья Ивановна смотрела на подруг полными слез глазами. И наконец разрыдалась. Но на этот раз это были слезы облегчения.

— Как ты думаешь, имели мы право обнадеживать женщину? — выйдя на улицу, спросила Леся у подруги.

— В каком смысле?

— Ну, она же считает, что мы работаем в милиции. Теперь она расслабится, а вдруг настоящий следователь вычислит убийцу?

— Как?

— Ну, видела же Мерцалова Свету.

— Мерцаловой нет дела ни до кого, кроме самой себя.

— Но все же, если следователь спросит ее, она может рассказать, что видела Свету.

— И что дальше? Где доказательства против Светы и ее свекрови, что одна из них отравила доктора, а вторая уничтожила улики? Нет этих доказательств! А я тебя уверяю, что отныне эти женщины будут выгораживать друг друга по полной программе. Так что в любом случае дело до суда не дойдет.

— Поживем — увидим, — пробормотала Леся.

А пока что подругам предстоял еще один очень серьезный разговор. И состоялся он после того, как выписавшийся из больницы Валера явился в гости к девушкам. Вид у него был еще неважный. Синяки пожелтели, но совсем не исчезли. Зато глаза сверкали задорным, совсем не болезненным блеском. Как все-таки приятно видеть психически адекватного человека, пусть даже и бандита, после того, как долгое время на их пути встречались одни психи ненормальные.

— Ну что? — воскликнул Валера прямо с порога. — Предупреждал я вас, чтобы вы не лезли в это дело, а?

Таким было приветствие, которого удостоились подруги.

— Вы меня не послушались! — продолжал веселиться Валера. — А теперь готовьтесь к порке!

И он в самом деле начал вытягивать из джинсов длинный толстый ремень. Джинсы держаться на сильно похудевшем за время болезни Валере не пожелали и свалились с его бедер прямо на пол. Вид у Валеры при этом было до того курьезный, что подруги не выдержали и расхохотались.

— Ах, так! — рассвирепел еще больше Валера, одной рукой подтягивая штаны, а второй замахиваясь ремнем и бросаясь за подругами.

Те с визгом принялись улепетывать от разбушевавшегося кавалера. Впрочем, надо сказать, долго это веселье не продлилось. Сказались еще до конца не зажившие раны и переломы. Валера побледнел, зашатался и рухнул в кресло.

— Уморите вы меня! — пожаловался он подругам. — А ведь я почти поверил, что не вам доктор передал эту чертову рваную сотню! Зачем врали?

Подруги смущенно молчали. Что они могли сказать в свое оправдание? Только то, что и сам Валера многого им не сказал, хотя и мог бы.

— Но теперь-то ты нам все расскажешь? — умильно улыбнулась Кира, преданно заглядывая в глаза Валеры. — Ты же настоящий герой!

Знал бы он, сколько времени она репетировала этот преданный взгляд у зеркала, не сдался бы так быстро! Но Валера, которому изрядно досталось и раны которого все еще болели, был особо чувствителен к подобного рода знакам уважения к своей персоне. Он расчувствовался. И моментально пришел в хорошее настроение.