Дарья Калинина - Приворот от ворот

– Где? В каком-нибудь музее?

Санька хотела пошутить. Но Леша ее шутку не понял. И вполне серьезно ответил:

– В фондах хранилища Русского музея.

– Как же он туда попал? – ахнула Санька. – С его-то криминальным прошлым?

– Не забывай, что, помимо криминального прошлого, у него имеется еще масса знаний. В вопросах оценки антиквариата ему буквально нет равных. Это признают все, и свои, и чужие.

– Его взяли оценщиком?

– Что-то вроде. Он числится у них независимым экспертом.

– Музей принял на работу вора и мошенника?

– Да.

– Да он же!.. Да там же!..

Санька была до того возмущена, что просто не находила слов, чтобы выразить возмущение. Как могли быть сотрудники музея такими легкомысленными и доверчивыми? Да ведь это же все равно, что пустить волка в отару овец! Черного кобеля не отмоешь добела! Горбатого могила исправит! Вор не в состоянии стать честным человеком, потому что вор – не просто профессия, это состояние души.

– Едем немедленно к Шебутнову! – воскликнула она, получив возможность вновь заговорить. – Господи, еще и фамилия-то какая у человека подходящая! Одним словом, едем!

И лишь в машине Лешки девушка обрела способность логически мыслить.

– Ты узнал настоящий адрес Карликова?

– Узнал. А что толку? Он не местный. Родом откуда-то из местечка Мытное. Это в Белгородской области. До последней отсидки жил на съемной квартире. А после того как угодил за решетку, его никто ждать не стал. Квартиру сдали другим людям. И где Карликов обитает поныне, увы, никому не известно.

– Как же он живет в Питере без регистрации?

– Ну, регистрация у него есть. Он зарегистрирован на улице Ко…

– Так поехали сначала туда!

– Сначала дослушай, – терпеливо попенял ей Лешка. – В коммунальной квартире, в комнате еще с пятнадцатью такими же бедолагами. В самой комнате Карликовым и не пахнет. Там живет весьма оборотистый и предприимчивый дедок, который прописывает на свои метры всех, кто пожелает и кто в состоянии заплатить.

– Значит, Карлик никогда не жил по месту регистрации?

– По всей видимости, нет. Он купил прописку, или, как сейчас говорят, регистрацию, за деньги. Ну а поселился в другом месте.

– Знаю я, где он поселился, – мрачно произнесла Санька. – Сначала у Петрухи жил, а потом к Славе на квартиру перебрался. В качестве невесты! Знаешь, теперь мне все понятно!

– Что именно?

– Мне понятно, почему в квартире Леры мы нашли столько женских гормональных препаратов. Людям, сменившим пол, приходится потом сидеть на женских гормонах многие годы, если вообще не всю жизнь. Дорогая цена за утерю пениса.

Лешка в ответ пробормотал что-то невразумительное. Что-то о том, что лично он начистил бы морду этому Карлику и всем остальным вроде него, а вместо таблеток насовал бы им в одно место, о котором приличному мужику даже говорить неприлично.

Саньке даже страшно стало. Не за себя, за Карликова. Она попыталась смягчить чувства Лешки.

– Ты ошибаешься, – сказала она. – Трансвестит – это…

– Да плевать я хотел, кто это! – окончательно рассвирепел Лешка. – Терпеть не могу всех этих мужиков с накрашенными ногтями, стильными причесочками и подведенными глазами. Так бы и врезал бы!

Санька только пожала плечами. Ей не казалось, что геи и трансвеститы заслуживают такого негативного отношения. Что плохого в том, что безобидные в общем-то люди живут так, как подсказывает их натура? Ну не хотят они заниматься сексом с женщинами, обидно, конечно, но терпимо. Если им больше нравится друг с другом, то, в конце концов, это их личное дело. Они никого не принуждают, никого не обижают, не грабят, не убивают. Живут себе, кайфуют сами и не мешают при этом кайфовать другим. В чем их вина?

– Знаешь, если уж кому и выступать против геев, то это нам – женщинам. А вам, мужикам, помолчать лучше.

– Почему это? – оторопел Лешка.

– Ну как же! Геи отнимают у нас солидный процент парней, с которыми мы могли бы замутить. Нам плохо, вам хорошо.

– Почему нам-то хорошо?

– Раз геи заняты исключительно друг другом, то для вас, для одиноких холостых мужчин, остается куда больше свободных девушек. Выбор расширяется. И охота, соответственно, становится более захватывающей.

Но Лешка почему-то не прислушался к аргументам Сани. Даже пробормотал что-то о том, что лично для него охота закончена. Навсегда. Свою девушку он нашел. И теперь уже ничто и никто не может помешать ему начистить рыло какому-нибудь начесанному и намазанному до синевы пареньку.

За такими разговорами они подъехали к дому гражданина Шебутнова.

– Сегодня он на работу не пошел. Ждет нас дома.

Очень хорошо, когда можно вот так спокойно взять и не пойти на работу. Что за работа такая? Где бы ее раздобыть? Санька тоже не отказалась бы. А что, если попроситься? Вдруг возьмут? Будет тогда приходить, когда хочет. А захочет, так и вообще не придет.

Санька только представила себе, что случилось бы у нее в школе, если бы она как-нибудь утром не явилась вовремя к первому уроку. Ей уже от одной только мысли стало здорово не по себе. Директриса вопила бы так, что заглушила бы звонок на урок. А завуч потом дулась бы на Саньку не меньше месяца.

Вдруг она вздрогнула, услышав у себя над ухом голос:

– Так ты выходишь или передумала?

Оказывается, он давно уже вылез из машины, обогнул ее, открыл перед Саней дверцу и теперь ждал, когда она выйдет, галантно протянув руку.

– Какой ты вежливый, – умилилась Санька.

– При чем тут вежливость? Ты посмотри, в какой луже мы стоим. Тебе самой ни за что не вылезти. С твоими-то каблуками!

Мест на стоянке возле дома гражданина Шебутнова совсем не было. Одно-единственное, куда втиснул Лешка джип своего брата, больше напоминало озеро. И сам Лешка сейчас стоял почти по щиколотку в воде, терпеливо ожидая, когда Санька соизволит выйти из машины.

– Нам на второй этаж, – сказал Лешка, сверившись с табличкой на дверях подъезда. – Квартира пять.

Впрочем, ни на втором, ни на первом, ни даже на третьем или четвертом этажах квартиры с нужным номером парочка не обнаружила.

– Как же так? – удивился Леша. – Номер внизу на табличке есть, значит, квартира должна быть. А ее нету!

– Сразу видно, что ты не питерский, – усмехнулась Санька. – Был бы ты наш, таких бы вопросов не задавал.

– О чем это ты?

– Я-то? Я об особенности питерских старых домов. Когда-то тут были большие частные апартаменты, часто занимающие весь этаж. После революции жильцов «уплотнили». Квартиры разделили сначала на две отдельные части, а потом властям и этого показалось мало. Из отдельных квартир вовсе понаделали коммуналок. В разные клетушки и подсобные помещения – дворницкие, складские, прежде никогда не использовавшиеся в качестве жилых комнат, – тоже поселили людей. Но все это происходило постепенно, в течение не одного года, а целых десятилетий. Вот и получилось, что на одном этаже могут находиться квартиры номер двадцать семь и номер один.