Карл Хайасен - Стриптиз

– Взгляни-ка сюда, – попросил конгрессмен.

Она обернулась, сияя пятисотваттной улыбкой.

– Он просто прелесть, Дэви.

Дилбек стоял, покачиваясь как пьяный, держа на ладони сонного Дэвида-младшего.

– Потрогай его, пожалуйста.

– Я танцовщица, а не уролог, золотко. – Эрин легонько толкнула его ногой в грудь, и он упал в свое полотняное кресло.

– О Господи, я слишком много выпил, – пробормотал он. – Я отдал тебе твои деньги?

– Да, конечно.

– А свои фотографии показывал?

– Убери своего приятеля, – сказала она.

– А тогда ты будешь смотреть мои фотографии?

– Буду, буду.

Так или иначе, ей все равно нужно было передохнуть. Пока Дилбек возился с джинсами, заталкивая обратно Дэвида-младшего, она слезла со стола и надела платье. Затем сделала музыку потише, налила имбирного пива в стакан с кубиками льда и придвинула себе стул, не забыв предварительно удостовериться, что ее сумочка находится под рукой.

Дилбек разложил у себя на коленях альбом с фотографиями и ткнул пальцем в одну, размером восемь на десять дюймов, где он был снят в компании полного седовласого джентльмена.

– Знаешь, кто это?

– Тип О'Нил.

Дилбек был поражен.

– Ты и правда необыкновенная!

– Он бывший спикер палаты.

– Верно!

– Так что я выиграла? – улыбнулась Эрин. – Набор посуды для завтрака?

– Мы с Типом очень близкие друзья, – гордо заявил конгрессмен.

– Это и видно. Такое впечатление, что даже слишком близкие.

Дилбек покраснел.

– Что ты говоришь! Это мы сняты на...

Не дослушав, Эрин протянула руку и сама перевернула страницу. Следующий снимок был сделан перед Белым домом: Дилбек стоял, положив руку на плечо генералу Колину Пауэллу, а у генерала выражение лица было таким неживым, словно рядом с Дилбеком находилось недавно изготовленное чучело.

– Это снято во время войны в заливе, – подчеркнуто равнодушно пояснил Дилбек. – Тогда Коллин и президент пригласили на брифинг некоторых членов конгресса. Не всех подряд, разумеется.

– А воздушные шарики вам там раздавали? – невинно поинтересовалась Эрин.

Дилбек чуть не взбесился от столь неуважительного высказывания.

– Прошу тебя, дорогая, – холодно произнес он. – Ведь речь идет о видных и влиятельных людях...

– Прости меня, Дэви.

Он быстро перелистал оставшиеся страницы, обращая внимание Эрин на наиболее значительные, с его точки зрения, снимки:

– Вот, смотри: Билл Брэдли, Крис Додд... а вот это Эл д'Амато – нас вместе послали изучить обстановку в Рияде. А вот это я и Ньют Джингрич – напомни потом, чтобы я рассказал тебе, какая у меня с ним вышла история.

– По-моему, у него на галстуке крошка от сыра, – заметила Эрин.

– Послушай-ка, – от выпитого шампанского у Дилбека слегка заплетался язык, но тон был нравоучительный. – Послушай-ка... Это все чертовски важные люди. И я тоже важный человек. – Он захлопнул альбом и поднял его обеими руками, как в церкви поднимают святыню. – Это все люди, которые управляют нацией... ведут вперед нашу страну. Люди, которые держат в своих руках судьбы всего мира!

Эрин сделала над собой усилие, чтобы не рассмеяться. Этот несчастный кретин и вправду мнил себя одним из столпов государства!

– Ты не представляешь себе, что такое власть, – продолжал вещать конгрессмен. – Ощущение власти отравляет тебя, дурманит как наркотик. Если ты поедешь со мной в Вашингтон, дорогая, ты и сама это почувствуешь, и немедленно! И ты поймешь, насколько приятно обладать властью.

– Я не собираюсь выставлять себя на посмешище, – ввернула Эрин.

Дилбек положил альбом на стол и многозначительно уперся в него ладонью.

– Повторяю: это все очень важные люди.

– Кто – Чак Норрис?

– Это было на одном благотворительном мероприятии в Джорджтауне...

– Ну?

– Сбор средств на борьбу с полиомиелитом или что-то в этом роде.

– Я знаю, но...

– Послушай, Эрин, ты все-таки должна понять, кто я такой. Я заслуживаю большего уважения, чем...

– А знаешь, Дэви, чью фотографию мне и правда очень хотелось бы увидеть? Малкольма Молдовски. Он есть у тебя в альбоме?

Нижняя челюсть Дилбека окаменела.

– Нет, его у меня нет. – И, немного помолчав, он подозрительно спросил: – А ты что – знаешь Молди? – Неужели это возможно? Неужели этот крысенок за его спиной вел свою игру? И Дилбек изменил вопрос: – Откуда ты его знаешь?

– Только понаслышке. – И Эрин подмигнула ему.

Конгрессмен, растерянный и недоумевающий, как никогда, попытался прикрикнуть на нее нетвердым от шампанского голосом:

– Прекрати, черт тебя возьми! Прекрати издеваться! В конце концов, ты должна относиться ко мне хотя бы с некоторым уважением.

– С уважением? К тебе? – Эрин усмехнулась. – А разве ты не тот самый джентльмен, который трахался с ошметками от моего грязного белья?

– Давай переменим тему.

Взяв его за запястья, она приблизила его покорные руки к своей груди. Дилбек напряженно следил за ней, будто предчувствуя удар током.

Эрин крепко держала его руки.

– Дрожишь, золотко? Еще бы – целых две горсти жирового вещества.

– Господи Иисусе...

– Из этого и сделана грудь, Дэви. Девяносто восемь процентов жира, украшенные сверху парой вишенок. Что в этом такого уж привлекательного?

Дэвид вырвал у нее свои руки и, отступив, прижал их к себе, сжатые в кулаки.

– Тысячи долларов, – продолжала Эрин, – чтобы поглазеть на это и подрожать. Я этого не понимаю, золотко.

– Хватит, – почти простонал конгрессмен, бледный, несчастный. – Ты просто убиваешь меня. В течение всего вечера убиваешь. Что – так это и было задумано?

– Просто мне любопытно, вот и все, – пожала плечами Эрин. «Успокойся, держи себя в руках», – приказала она себе.

– Я борюсь с плотскими искушениями, – промямлил Дилбек. – Как и все мужчины.

– У тебя ведь есть жена, Дэви.

Он протянул руку к ведру с шампанским.

– Что ж, поздравляю. Теперь этот вечер испорчен.

Эрин поставила свою любимую запись Вэна Моррисона, сбросила платье, взобралась на капитанский стол и снова начала танцевать – на этот раз медленно. Вскоре Дэвид Дилбек вместе с испускаемыми им печальными стонами исчез из ее сознания. Музыка омыла ее душу. Эрин ощутила беспричинную радость и прилив сил. Каждое движение удавалось ей – каждый шаг, каждый пируэт, каждый изгиб бедер. Она зажала в зубах свое жемчужное ожерелье и закрыла глаза, представляя, как ее заливает серебристый лунный свет.

Снаружи, с палубы, донесся шум или стук, но Эрин не допустила его до своего сознания. Она была далеко, на Багамских островах, и танцевала на сахарно-белом песке пляжа. Ее окружали море и пальмы, и единственным звуком этого прекрасного мира был хор затаившихся в листьях птиц.